Квантовая революция. Как самая совершенная научная теория управляет нашей жизнью - Адам Беккер

сделал неплохую карьеру. Восемь лет от работал непосредственно в Пентагоне, а потом ушел на вольные хлеба – основал статистическую консалтинговую фирму и заключил контракт со своими прежними военными работодателями. Благодаря разработанному им алгоритму оптимизации он приобрел в Пентагоне блестящую репутацию, и своей работой обеспечил себе состояние, достаточное для того, чтобы ни в чем не нуждаться и наслаждаться всеми благами жизни. Он проводил время, конструируя различные сценарии ядерного апокалипсиса и одновременно прикидывая, где и как он вечером будет ужинать, что курить и за кем ухаживать. В середине 1960-х они с женой решили, что брак их будет открытым, хотя Эверетт и до этого много лет непрерывно переходил от одной кратковременной связи к другой. К тому моменту, как Девитт и Уилер в 1977 году пригласили его на конференцию в Остин, Эверетт привык проводить вечера с бокалом в руке перед экраном одной из первых моделей кассетного видеомагнитофона, поставив на непрерывное воспроизведение свой любимый фильм «Доктор Стрейнджлав»[658].

Эверетту было приятно, что Девитт заново привлек внимание к его идеям. Его самолюбие тешило то, что его собственная теория обсуждается на страницах тех самых научно-фантастических журналов, которые он всю жизнь читал. «Я, разумеется, согласен с тем, как Брюс Девитт представил мою теорию, – писал Эверетт. – Если бы не его усилия, она вообще никогда не была бы представлена»[659]. Но остается неясным, верил ли сам Эверетт в буквальную реальность множественных миров, предполагаемых его интерпретацией, как верил в нее Девитт. Вскоре после отъезда из Принстона Эверетт некоторое время переписывался с Филиппом Франком, одним из основателей позитивистского Венского круга. Из их писем видно, что оба они разделяли похожие философские взгляды. «Я вижу, что вы выражаете точку зрения на природу физической теории[660], почти идентичную той, которую и я независимо развиваю в последние несколько лет», – писал Эверетт Франку в 1957 году. Неудовлетворенность Эверетта копенгагенской интерпретацией относилась не столько к каким-либо его обязательствам перед реализмом, сколько к тому, как иррационально и противоречиво в ней используется уравнение Шрёдингера. Проблема измерения представлялась Эверетту очень серьезной даже под позитивистским углом зрения. Когда происходит коллапс? Почему уравнение Шрёдингера в каких-то случаях применимо, а в каких-то нет? Ясно было, что Франк всем этим тоже обеспокоен. Он отвечал Эверетту: «Мне никогда не нравилась традиционная трактовка “измерения” в квантовой теории, согласно которой дело выглядит так, как будто измерение – это разновидность факта, существенно отличающаяся от всех других физических фактов»[661]. Вместо того чтобы спасать реализм, к чему стремились Бом, Шимони и другие, Эверетт просто хотел заделать эту дыру в физике и получить от этого удовольствие. «Ему нужен был быстрый и краткий проект для диссертации, а возня с проблемой измерения его смешила», – говорил биограф Эверетта Питер Бирн[662].

Эверетт еще много лет продолжал интересоваться основаниями физики, но с тех пор, как он защитил докторскую диссертацию, он никогда больше ничего не публиковал на эту тему. Он никогда не говорил об этих проблемах публично – он вообще ненавидел публичные выступления – и даже с друзьями и коллегами делился своими мыслями крайне редко. Когда Дон Райслер, физик, защитивший диссертацию по основам квантовых принципов, устраивался на работу в компанию Эверетта, тот смущенно спросил у новичка, знаком ли он с интерпретацией на основе относительного состояния. Райслер тут же понял, что перед ним тот самый Эверетт. Он признался, что слышал об этой теории. Впоследствии они стали большими друзьями, но о квантовой физике больше никогда не разговаривали[663]. Даже когда идеи Эверетта получили широкое распространение, их часто встречали насмешками или уничтожающим пренебрежением. Физик и философ Эвелин Фокс Келлер, писавшая о «когнитивном вытеснении в современной физике», отмечала, что многомировая интерпретация «демонстрирует замечательную изобретательность» в решениях, которые она предлагает для проблемы измерения и других квантовых парадоксов. Но, заключает она, «за это уплачено – уплачено ценой серьезности»[664]. Однако впереди Эверетта ждала новая волна критики, и не откуда-нибудь, а со стороны старого союзника.

* * *

Вскоре после семинара, проведенного Эвереттом в Остине, к Уилеру попал черновой вариант статьи, критикующей многомировую интерпретацию – в статье она называлась «интерпретацией Эверетта – Уилера». Уилер поспешно ответил автору, указав, что «Эверетт написал свою докторскую диссертацию на тему, избранную им полностью самостоятельно, – поэтому следует употреблять название “интерпретация Эверетта”, а не “интерпретация Эверетта – Уилера”»[665]. Искушенный в научной дипломатии Уилер всегда старался сохранить верность идеям Бора, своего покойного учителя, не выступая при этом открыто против идей Эверетта, своего бывшего студента. Пока работа Эверетта прозябала в забвении и суть ее только размывалась, когда ее формулировали на языке «относительного состояния», это было не слишком трудно. Но теперь, когда Девитт придумал для концепции Эверетта звучное название «многомировой интерпретации» и объявил, что Уилер отчасти несет ответственность за ее появление, когда статьи о ней появлялись в научно-фантастических журналах, положение изменилось. Поэтому Уилер публично дистанцировался от работы Эверетта и того, как ее «раскручивал» Девитт. «[Придуманное Эвереттом] бесконечное множество ненаблюдаемых миров – идея, несущая тяжелую метафизическую нагрузку»[666], – писал Уилер в 1979 году. Хотя Уилер всегда активно помогал физической карьере Эверетта – и даже после того, как Эверетт двадцать лет проработал в военной отрасли, оставался заинтересованным в его возвращении к академической деятельности, – он не упускал случая заявить, что никогда не поддерживал его идей. «Уилер сказал мне, что он всегда был непоколебимым оппонентом его теории – поддерживал он лишь самого Эверетта»[667], – рассказывал Дэвид Дойч, который был молодым исследователем в Остине, когда Эверетт приехал туда на свой семинар. Вскоре Уилер начал продвигать собственную идею интерпретации квантовой физики на основе понятия информации, идею, которую он считал совместимой с копенгагенской интерпретацией.

Однако Дойч и многие молодые слушатели семинара Эверетта в Остине восприняли многомировую интерпретацию с энтузиазмом. За состоявшимся после доклада Эверетта обедом с пивом на открытом воздухе Дойч сидел рядом с докладчиком. Эверетт был «полон нервной энергии, возбужден, очень остроумен и был полностью в курсе текущих проблем интерпретации квантовой механики, – вспоминал Дойч. – Он с огромным энтузиазмом говорил об идее множественных вселенных, защищал ее прочно обоснованными и одновременно очень тонкими аргументами и не прибегал при этом к языку “относительных состояний” или другим эвфемизмам»[668]. Спустя несколько лет в своей знаковой статье о квантовых вычислениях Дойч заявлял, что только многомировая интерпретация может объяснить невероятный рост быстродействия, достигнутый квантовыми компьютерами. «В рамках интерпретации Эверетта поведение [квантового] компьютера хорошо объясняется тем, что он поручает выполнение отдельных элементов вычислительной задачи своим копиям в других вселенных», – писал Дойч. «Когда [квантовый] компьютер успешно справляется с вычислениями в объеме двух процессоро-дней, как общепринятые интерпретации могли бы объяснить