Месть и любовь - Кэтрин Коултер

Маркиз долго не мог отвести от нее угрюмых глаз. Потом вскочил и подошел к камину. Несколько минут он молча глядел на мерцавшие теплым светом угли. Когда он повернул обратно, она поняла, что он кипит от бешенства. Внутренним чутьем она улавливала этот глубоко запрятанный гнев. Но он умел скрывать свои чувства. Это она тоже знала.

— Какая бессмыслица, — сказал он ровном голосом. — У меня в голове не укладывается, как можно было сделать такие заключения. Вы решили, что я отправил вашего брата в ту чудовищную атаку, на основе письма Элизабет? И поэтому вы начали выслеживать и оскорблять меня? Добиваться дуэли и моей смерти из-за этого проклятого письма! Господи, это же просто безумие!

— Безумие? Письмо — это для вас ничто? Да? Но этого доказательства достаточно. Более чем.

— Боже мой, до чего же вы наивны! Вы отвечаете за свои слова? Нет, теперь я вижу, что вы беспомощнее слепого котенка. Чудовищное заблуждение! Не зря говорят, что худший вид глупости — это женская глупость. Впрочем, нет. Беру свои слова обратно. Нужно отдать пальму первенства мужчине, клюнувшему на женскую глупость. Теперь выслушайте меня. Когда вы поправитесь, вы покажете мне это бесчестное письмо. А до этого времени я попытаюсь развенчать ваши романтические представления об этой истории. Вы явно приукрашиваете ее. Несмотря на ваше недоверие ко мне, я постараюсь убедить вас. В вопросах чести я человек щепетильный и, кроме того, отличаюсь разборчивостью в выборе средств. Если бы я не был таковым, я бы не докапывался до истины и мы с вами не вели бы сейчас этих разговоров.

В одном вы совершенно правы… Все мы, Файли, ваш брат и я, добивались Элизабет Спрингвилл. Несомненно, вы слышали, что это была утонченная, изысканная девушка. У нее было много поклонников. Она пользовалась головокружительным успехом с первого дня ее появления в свете. Однажды я позволил себе непростительную глупость. Как-то раз, когда мы все трое были навеселе, меня угораздило попасться на удочку Файли. Он предложил заключить известное вам пари, чтобы придать пикантность ситуации, или, как он выразился, «распалить страсти».

Маркиз сделал паузу и принялся нервно расхаживать взад и вперед около кровати. На его лице отразилось мучительное сомнение.

— Я не уверен, нужны ли эти подробности, — сказал он скорее себе, нежели ей. — Ну да ладно. К черту недомолвки! Слушайте, Хэтти. Ну вот, на следующий день и я, и Дэмиан пожалели о том, что ввязались в это дело. Но… что сделано, то сделано. Элизабет в этой ситуации чувствовала себя принцессой. Как и всякая женщина, наделенная пороками Клеопатры, она обнадежила каждого из нас, хотя открыто никому не отдавала предпочтения. Вы можете верить или не верить мне, но после нескольких недель этого состязания мое увлечение, скорее воображаемое, нежели настоящее, начало угасать. Я все больше находил эту леди тщеславной, холодной и расчетливой.

Он снова замолчал, как будто преодолевая внутреннее сопротивление, потом пожал плечами и продолжил рассказ:

— Право, я должен быть откровенным до конца. Ни один из нас двоих не будет чувствовать себя свободно, если не выскажет всего. Слушайте дальше. Я никогда не забуду, как однажды, придя в «Уайте», я услышал, что Дэмиан неожиданно отбыл на континент. Я подумал, что, вероятно, он устал от капризов Элизабет. Файли, казалось, был очень доволен таким результатом, или, как он выразился, поражением капитана Ролланда. Он стал вышучивать меня, объявляя себя победителем пари. Хотя, как я уже сказал вам, к этому времени я в значительной степени утратил интерес к леди, все же я не думал, что он может добиться успеха и снискать ее расположение. После всех этих разговоров я взял и послал его к дьяволу. Но вскоре я понял, что ошибался, так как Элизабет стала появляться в обществе вместе с Файли чаще, чем с кем бы то ни было.

Можете представить мое изумление, когда несколько недель спустя около полуночи Элизабет, в капюшоне и маске, появилась в моем городском доме. Я не хочу расписывать вам подробности той ночи. Хотя… почему бы и нет? Вы возили мою непутевую любовницу по всему Лондону. И вряд ли есть что-то такое, чего вы сейчас не знаете, после того как пробыли в роли джентльмена пять месяцев. Вы знаете об этом подлом мире во сто крат больше любой молодой леди. Итак, Элизабет оставалась у меня почти до утра. Я переспал с ней несколько раз. Я не стану утверждать, что в полной мере отвечал за свои действия той ночью. Потом я нещадно бранил себя за глупость. Достаточно сказать, что я проглядел ее низкие уловки. Элизабет притворилась невинной и решила соблазнить меня, опытного мужчину. Но прежде она убедилась в том, что я выпил полбутылки бренди. Три недели спустя она устроила мне скандал. Она со слезами сообщила мне, что беременна. И я опять оказался в дураках. Я принял ее слова за чистую монету и без всяких колебаний предложил ей выйти за меня замуж. Через три дня я получил специальное разрешение, и мы поженились. Я сразу же увез ее в одно из моих поместий вблизи Биллингсгейта.

Хэтти не выдержала и прервала его:

— Боже! Долго вы собираетесь пичкать меня вашими россказнями? Меня уже тошнит от них. Вы позволили себе наглость обвинять меня в том, что я приукрашиваю эту долгую историю, а сами навязываете мне самую что ни на есть отвратительную ложь. Довольно. Вы единственный, кто мог выслать Дэмиана из Англии. Больше некому. Вы устроили его назначение. Может быть, сейчас вы отвлекаете меня своими выдумками, чтобы я снова не попыталась убить вас. Или вы просто хотите таким образом смягчить свою виновность в гибели Дэмиана.

Она ожидала, что за ее словами последует вспышка ярости, а не просто сдерживаемый гнев, как было до этой минуты. Ничего подобного. Он спокойно возразил ей:

— Знаете, Хэтти, я бы отдал вашему брату половину своего состояния, если бы он тогда забрал у меня Элизабет.

— Боже, опять гнусная ложь! Она же ждала ребенка Дэмиана. Они любили друг друга, и он бы с радостью женился на ней. Он никогда не хотел уезжать на континент. Он не хотел умирать.

— У вас неверный взгляд на вещи. Элизабет была беременна не от вашего брата. В ее утробе был ребенок Файли.

— Нет! Нет! Это ложь! Перестаньте лгать. Я больше не могу слушать все это.

— У меня нет никаких оснований лгать вам, Хэтти, — сказал он с усталым видом, и голос его потускнел.

— Нет. Элизабет не могла сделать этого. Письмо. Я читала ее письмо Дэмиану. Она любила его, а не этого гадкого и пошлого мерзавца Уильяма Файли.

— К несчастью, Хэтти, она не любила вашего брата. Она любила только себя. И если бы ваш брат остался в Англии, ему пришлось бы идти к алтарю с беременной Элизабет — беременной от Файли. Погодите, не перебивайте меня. У меня нет желания дурно говорить о ней и лишний раз вспоминать подробности этой личной человеческой трагедии, но я вынужден сделать это, потому что вижу, что вы не верите мне. И если я не расскажу вам всего, вы так и не поверите мне.

Он умолк на минуту, чувствуя, как ненависть вскипает в нем при воспоминаниях о пережитых отвратительных минутах. Он даже заколебался, не оставить ли ее при своем мнении и не послать ли все к чертям. Но он видел в ее синих глазах, глазах Дэмиана и глазах Джека, столько растерянности и боли, что не мог оставить все как есть. Он один владел ключом от этого запутанного лабиринта.