Узурпатор - Энгус Уэллс

Кедрину показалось, что в голове у него что-то лопнуло и отозвалось звоном. Этот голос не допускал отказа.

Юноша встал и почувствовал, что Уинетт берет его за руку. Он уже знал — просто ради спокойствия, не для того, чтобы дать ему зрение. Непонятно, откуда пришло это знание — но оба уже поняли, что он может видеть… а может быть, ему не нужны глаза — здесь, в преддверии Нижних пределов, куда его вели звери.

Бык поднялся, и Кедрин увидел, что он стоит на задних ногах. Рука, которой он поманил принца и Сестру, тоже была человеческой. Кедрин повиновался. Уинетт шла рядом, а звери, которые одновременно были людьми, сопровождали их, точно почетная свита — или стража, потому что Кедрин ощущал их страх.

— Идем, — повторил бык.

Они шли сквозь темноту. Впереди что-то ослепительно сияло, словно солнце. Может быть, источник света был слишком далеко? Этот свет не разгонял тени, не освещал путь и не давал жара.

Но он приближался. Вскоре сгусток сияния превратился в мерцающий туман. Этот мягкий свет напоминал раннее утро, когда солнце еще не поднялось и кажется, что предметы не отбрасывают тени. Бык остановился. Полумрак позволял угадать очертания сводчатого помещения — то ли пещеры, то ли гробницы. Туман стал клочковатым, его обрывки кружили в непрерывном беспокойном танце. А прямо перед ними темнело каменное возвышение. На нем стоял саркофаг, весь покрытый древними письменами. Свет, казалось, сгущался над ним. Шаманы стояли полукругом, и их позы выражали почтение.

— Мы зовем. Выйди и открой проход.

Это опять говорил бык. Его слова повторили остальные, отдавались гулким эхом в сводах. Потом эхо стало стихать, превратилось в умирающее бормотание и наконец смолкло.

Из гроба донесся металлический лязг и скрип пересохшей кожи — такие звуки издают древние доспехи, которые долгое время лежали, покрываясь пылью забвения. Сначала чуть слышно, словно нехотя, потом все громче… Казалось, кто-то пробуждался от глубокого сна. Свистящий скрежет железа, скользящего по камню… Тот, кто лежал в саркофаге, выбрался наружу и ступил на землю — если они действительно стояли на земле. Потрясенный, Кедрин не мог отвести взгляда. Таких доспехов не видели уже несколько веков. По бокам шлема до самых наплечников опускались распростертые крылья, защищая шею. Они почти смыкались перед лицом. Глаза, рот и нос должны быть видны… но там лишь зияла темнота. Наручи, украшенные рельефом в виде каких-то таинственных символов, были изъедены ржавчиной. Латные перчатки почти полностью скрывали руки… но рук тоже не было видно — только тьма, и эта тьма смыкалась на рукояти огромного меча с широким клинком. Ноги были закрыты поножами с гибкими наколенниками, которые уходили в голенища сапог, сами сапоги усилены металлическими пластинами, теперь проржавевшими почти до дыр. И никакого намека на живую плоть. Казалось, сама тьма стоит перед ними, облаченная в древние доспехи.

И тут послышался голос. Он скрежетал, словно тоже заржавел от времени, и при каждом слове в ноздри ударял удушливый запах тлена.

— Кто хочет войти, хотя еще не умер?

— Эти двое, — проговорил бык, коротким движением указывая на Кедрина и Уинетт.

— Живая плоть.

Это звучало, как приговор.

— Что делать живой плоти здесь, среди останков умерших?

Огромный меч поднялся, тяжело качнулся у плеча и замер. Кедрин мог поклясться, что пустой шлем строго взирает на них, дерзнувших потревожить покой этого места.

— Он хеф-Аладор, — сказал человек-бык с беспокойством в голосе, косясь на клинок блестящими глазами. — Один мертвец лишил его зрения. Хеф-Аладор хочет исцелиться. А с ним его подруга. Без нее ему не справиться.

— В этом месте глаза не нужны. Пусть остается и помогает мне сторожить ворота.

Взгляд из пустого шлема снова обратился на юношу, и Кедрин ощутил мощь этого существа. Он почувствовал, как мороз пробегает по коже. Уинетт судорожно вцепилась в его руку.

— У меня есть долг перед живыми, — громко произнес Кедрин, — и мое время еще не истекло. Тот, кто ослепил меня, теперь мертв. Я попрошу его вернуть мне зрение, потому что хочу исполнить свой долг. Уинетт со мной, потому что я в ней нуждаюсь. Пропусти нас. Я прошу как хеф-Аладор.

Своды над головой зазвенели от презрительного хохота.

— Тот, кого ты убил, здесь. И другие тоже. Возможно, и те, с кем тебе лучше не встречаться. Я знаю тебя, хеф-Аладор, и говорю тебе — иди назад!

— Нет.

Кедрин не знал, откуда исходят эти слова. Он понимал лишь одно: это истина, и он должен их произнести.

— Я пришел издалека и потерял в пути добрых друзей. Если я поверну назад, то предам их и дело, ради которого они погибли. Я не отступлю.

— Хорошо сказано, — прогремел призрак. В его голосе послышалось одобрение. — Но знай: если я тебя пропущу, ты можешь не вернуться. Тот, кто здесь правит, не любит таких, как ты. С тебя могут потребовать плату. Ты готов платить?

— Как я могу сказать, смогу заплатить или нет, не зная цены?

— Ты ступаешь на опасный путь.

— Для слепого всякий путь опасен, — парировал юноша. — Мне нужно вернуть зрение — и я готов рискнуть.

Новый раскат хохота, сопровождаемый волной зловония, пронесся по залу.

— Ты храбр, и ты хеф-Аладор. Я тебя пропущу. Но помни: ты можешь не вернуться.

— Я согласен, — сказал Кедрин.

— Тогда — иди.

Голова, увенчанная роскошным шлемом, склонилась, огромный меч издал короткий звон, коснувшись каменных плит. Облаченный в доспехи призрак отступил и вернулся в свой саркофаг. В последний раз скрипнула кожа — и все стихло.

— Ты выдержал первое испытание, — сказал шаман-бык. — Это не самое трудное. Мы не можем идти дальше. Мы возвращаемся и будем ждать тебя. Ступай.

Кедрин посмотрел туда, куда указывал шаман. Позади саркофага темнело отверстие.

— Спасибо за все, что вы для меня сделали, — произнес он и шагнул к отверстию, ведя за собой Уинетт.

Это оказалась небольшая дыра, кое-как пробитая в каменной стенке гробницы. Кедрин остановился перед ней и оглянулся. Шаманы исчезли, свет начинал тускнеть. Непроницаемая тьма разливалась позади. В миг волной накатил безотчетный ужас, от которого перехватило дыхание, осталась лишь одна мысль — забыть обо всем и бежать… и вдруг все прошло. Из отверстия тянуло тошнотворным смрадом гниющей плоти и отбросов. Откуда-то доносилось жужжание, словно в темноте действительно лежали трупы, над которыми кружились миллионы мух. Этот звук резал уши и, казалось, пробирался в мозг, а зловоние наполняло ноздри, не давая дышать. Кедрин чувствовал, как подгибаются колени.

— Талисман!

Казалось, голос Уинетт доносится издалека, словно с трудом пробивается сквозь густую пелену зловония.

— Доверься Госпоже! Талисман защитит нас!