Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов

– Будешь ходить вдоль стены, – объяснила Пугио. – Если кто перелезет через ограду, хватай! Станет сопротивляться – коли!

– Почему здесь? – обиделся я.

– А ты хотел у ворот? – сощурилась Пугио. – Полгорода сбежится на мужчину-преторианца смотреть. Нам подкрепление вызывать? Руфина велела, чтоб подальше от глаз.

Вот незадача! А я не подумал… Пугио ушла, а я приступил к несению службы. То есть бросил пилум, как ружье, на плечо и стал прогуливаться по мощеной дорожке. Подошвы калиг звонко постукивали по каменным плитам. В Палатин мы прибыли в полном вооружении за исключением скутумов. Со щитами хорошо в поле, во дворце они зачем? Лорики, шлема, меча с кинжалом и пилума более чем достаточно. Насчет злоумышленников можно не париться: к дворцу не подобраться. Окружающие улицы патрулируют вигилы, вдоль ограды стоят преторианцы. Я это хорошо запомнил, когда пытался пробиться к Флавии после пленения Виты. К воротам меня пустили, а вот преторианки разговаривать не стали. Завернули, да еще древками пилумов по спине добавили – с нескрываемым удовольствием. С лупой спутали…

Ну, и как мне теперь пробиться к Флавии? Оставить пост и сунуться во дворец? Свои же остановят – у них приказ. Мало зачем преторианец к принцепсу щемится! Вдруг недоброе задумал? Остается надеяться, что Флавия знает, что я здесь, или в окно увидит. В саду как раз неплохое местечко, чтобы поговорить: пустынно, никто не помешает. Только вот захочет ли? Флавия наверняка знает, что у меня произошло, разведка у них поставлена: сразу прибежала, как Вита контракт мой выкупила, а я массаж наладил, и Лауру с собой притащила… Возможно, та ей про заговор и наплела. Обе убедились, что мы не при делах. Когда Флавия уходила, мне показалось, что она не против увидеться вновь. Виталия после сказала, что я девчонке понравился. Тогда почему за прошедшие два месяца она не дала о себе знать? Перестал представлять интерес? Если так, то здесь не обломится. Не позовет. Я для нее рядовой преторианец, не более. Диковинка, но не настолько, чтобы предстать пред светлы очи. Может, Помпония права, и я на самом деле дурак, погнавшийся за несбыточным? Не стоило мне идти в преторий. А куда? К Эмилии, зная, что рано или поздно Кора заберется к тебе в постель? Или же принять покровительство Помпонии? Получить защиту, замутить массажный салон и улыбаться клиенткам, гладя им спины, в то время как Виту сармы мордуют? Есть, конечно, третий путь. Вскочить на лихого коня и отправиться выручать любимую. Только глупо. Я это сразу, как дом отобрали, разузнал. Вспомнил про одну из клиенток, бывшего трибуна конных ал, и отправился к ней. В отличие от Флавии, Ирида (так ее зовут) меня приняла. Накормила, выслушала и с ходу оставила от моего плана руины.

– Не доедешь! – сказала, покачав головой. – К границе, может, и доберешься, но дальше – кочевья. На какое-нибудь непременно наткнешься. Повезет, случится отряд из Балгаса, тогда к жрице отвезут. Но, скорее всего, повстречаешься с дикими сармами – их в приграничье полно. Великой Матери они не подчиняются, на ее повеления им плевать. Возьмут в рабство и заставят вонючек плодить. В Балгас можно добраться только с проводником из сарм.

– Где такую найти?

– Только не в Роме! – разочаровала меня Ирида. – Сармы здесь не бывают. Можно поспрашивать купцов, торгующих с ордами, но не думаю, что они согласятся помочь. Ты для них чужак. Все знают, что наши купцы торгуют с сармами. Каждый третий барашек на нашем столе – из Степи, половина нол носит обувь из кожи, поставленной сармами, но официально связи с ними запрещены. Закон наказывает виновных, а купцам это не нужно. С тобой даже не станут разговаривать.

– Что делать?

– Ждать! – посоветовала Ирида. – Если сармы взяли Виталию, чтобы мстить, то она мертва, и выручать поздно. Если задумали что-то другое, дадут знать. Не сразу: им нужно найти способ переправить сообщение. Гонца-то не отправишь… Обратятся к какому-нибудь купцу, а той нужно подумать, как поднести, чтобы не обвинили в пособничестве. Дела с пленными нередко затягиваются.

– Были примеры? – насторожился я.

– Выкупали захваченных с караванами купцов. Переговоры шли долго. Сармы требуют оружие, а сенат запрещает его передавать. Как-то все же выкрутились… Твой случай странный. Старший декурион не представляет ценности для сарм, к тому же Виталия не из богатых. Однако, со слов «кошек», хотели взять именно ее. Все выяснится, когда получим весть. Тебе очень дорога эта девочка? Любишь ее?

Я кивнул.

– Ты не похож на других пришлых, – сказала Ирида. – Поэтому я помогу. Узнаешь новость, загляни посоветоваться. Я, конечно, не при должности, но связи остались.

Я поблагодарил и откланялся. После чего забрался в дальний конец города, где и попался на глаза Касинии… Ириде я соврал: мое отношение к Вите нельзя назвать любовью. В Роме нам было хорошо, но везти ее к нам… Опустим вопрос с документами, это решаемо. Но что делать Вите в моем мире? А стоит кому-то увидеть ее хвостик… Он, конечно, симпатичный, но в представлении землян отнюдь не украшение. На нас станут показывать пальцами. Виту окрестят «обезьяной», а меня – «зоофилом». Что-что, а отравить жизнь у нас умеют…

Я снова вру, только в этот раз – самому себе. Пытаюсь себя уговорить. Вита мне совсем не чужая, и я даже знаю, с какого дня. С вечера, когда она принесла пергамент с отказом от контракта. Я устал и хотел спать. Мы легли, и я стал проваливаться, как вдруг Вита обняла меня и запела на незнакомом языке. Я не понимал слов, но вдруг почувствовал себя совсем маленьким. Я лежал на коленях матери, и она пела мне колыбельную. Я не различал ее лица, потому что не помнил его. Мать умерла, когда мне не было и двух лет, и меня растила тетка, которую из-за этого не взяли замуж. В голосе матери было столько любви, что я не удержался и заплакал. И тогда она лизнула мне щеку и зашептала что-то ласковое. Я не понимал ее слов, но в них было столько нежности…

Наутро я понял: наши отношения изменились. Появился человек, который полюбил меня так, как может любить только мать: бескорыстно и преданно. Я гнал от себя эту мысль, потому что она обязывала, я хорохорился и пытался рассуждать цинично. Но лишь после того, как Вита пропала, понял, что она значила для меня…

Гуляя вдоль стены, я поглядывал на окна дворца, но никого не разглядел. Стояла поздняя осень, но теплая – как у нас в сентябре. Листья на деревьях слегка тронуло желтизной. Прозрачный воздух, голубое небо… На земле я любил такие дни.

В обед нас сытно накормили, после чего меня поставили у калитки, приказав никого не впускать и не выпускать. Хороший замок на дверях справился бы с этим лучше. Я проторчал здесь до вечера, так никого и не увидев. После ужина нас повели во дворец. Я воспрянул духом: вот шанс! Надежду мне обломили. Руфина, расставив преторианок у входов и выходов, отвела в меня в кухню. Оттуда мы поднялись по лестнице без перил на второй этаж и встали перед низкой деревянной дверь.

– Черный ход, – пояснила центурион, – через него носят еду в покои принцепса. Но сейчас все спят, и никто не придет.

– Тогда зачем охранять? – удивился я.