Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем? – удивился он.
– Так нужно! – сказала я.
Ночью, когда все уснули, я встала и прокралась к Игрру. Он спал, обняв мою подушку, и я, склонившись, лизнула его щеку. А что, Бычку можно, а мне – нет? Игрр что-то пробормотал и затих. Я вернулась в постель довольная. Бычок завозилась и попыталась ко мне прижаться, но я ее оттолкнула. Нечего!
Две женщины пристально разглядывали друг друга. Одна, одетая в длинную кожаную рубашку, украшенную рядами нашитых монет, смотрела цепко и остро. Вторая, в помятой и пыльной военной форме, поглядывала хмуро. Но даже такая, не обихоженная и грязная после длительного путешествия, она производила впечатление.
«Красивая! – подумала верховная жрица. – Похоже, Говард был прав. Ее можно полюбить». Она скользнула взглядом по фигуре пленницы, насторожилась и подошла ближе. Втянула ноздрями воздух. От ромы пахло немытым телом, конским потом и пылью, но к этому тяжкому духу примешивался едва уловимый характерный запах.
– Ты беременна? – не столько спрашивая, сколько утверждая, произнесла Мада.
Пленница не ответила.
– Садись! – велела жрица. – Раздели со мной трапезу.
Рома поколебалась, но подчинилась. Мада, позвенев нарядом, устроилась на ковре и сделала знак служанке. Та поднесла бронзовый таз с водой. Жрица ополоснула руки и улыбнулась, заметив удивленный взгляд пленницы. «Им настолько хочется считать нас дикарями, что они убедили себя в этом!» – подумала жрица.
Рома тоже омыла руки и вытерла их предложенным полотенцем. Сарма с тазом ушла, две других внесли блюда с вареной бараниной, фигами, изюмом и свежеиспеченным хлебом. Над бараниной поднимался пар – ее только что достали из котла. Мада сделала приглашающий жест и первой преломила хлеб. Рома не заставила себя упрашивать, видать, проголодалась. Ела она жадно, но аккуратно, запивая горячую баранину ледяной водой из чаши. От кумыса пленница отказалась, а Мада не стала настаивать. Ромы в своем невежестве не понимают, какую силу и здоровье дает этот дарованный Великой Матерью напиток. Пусть! Когда скрутит живот, поймет…
Пленница насытилась быстро. Ополоснув руки в поднесенном служанкой тазу, она выпрямилась и уставилась на Маду. Жрица бросила на блюдо обглоданную кость, рыгнула и обтерла жирные руки о волосы служанки. Та подхватила остатки трапезы и унесла.
– Ты везла пришлых из Северного Бурга? – спросила Мада.
Пленница напряглась.
– Я не собираюсь мстить за смерть моих воинов! – усмехнулась жрица. – У меня их тысячи. А эти вдобавок были не лучшими.
«К тому же Тарготао позволяла себе своевольничать и не подчиняться моим приказам, – подумала она. – Эта наглая самка видела себя во главе племен. Уничтожив ее вместе с ордой, рома оказали мне услугу».
– Мне интересно другое, – сказала Мада. – Это правда, что один из пришлых оказался умелым воином и убил многих сарм?
Пленница кивнула. Довольная улыбка мелькнула на ее лице.
«Эта рома явно гордится своим мушем!» – поняла жрица и спросила:
– Из тех мужчин, что ты везла, другие тоже сражались?
– Нет, – покачала головой пленница. – Этот единственный умел.
– Его готовили к переселению в наш мир?
– Нет. Как и другие, он не знал о Паксе.
– Зачем же он овладел мечом? В его мире это не нужно. Там воюют железными палками, изрыгающими огонь.
Лицо пленницы выразило удивление.
– Мне говорил об этом вождь пришлых, которых вы называете «фармацевта», – усмехнулась жрица. – Его люди показывали, как убивают эти палки. Никто из них не носит меча.
Пленница помедлила.
– В мире людей принято вспоминать прошлое, обучаясь навыкам, которые не пригодятся в жизни, – сказала неохотно. – Там шьют одежды, которые носили их предки, изготавливают старинное оружие и учатся воевать им.
– Зачем?
– Для развлечения. Они собираются вместе, разыгрывают битвы, которые были прежде, но не всерьез, а как представление. Затем они пьют вино, едят и радуются, что хорошо провели время. Так говорил Игрр.
«Пришлого зовут Игрр, – подумала жрица. – Стоить запомнить».
– Этот муш хорошо владеет мечом?
– Не хуже меня. А может, и лучше.
– Таких, как он, за проходом много?
– Нет. Игрр попал в Пакс случайно.
– Он красив?
Пленница не ответила, но лицо ее просияло, и жрица не стала повторять вопрос – и без того понятно.
– Ты была его самкой?
– Женой! – обиделась рома.
– Пришлые берут нол в жены? – удивилась Мада.
– Меня взяли! – гордо ответила пленница.
«Говард не обманул! – довольно заключила жрица. – С ним можно иметь дело!»
– Этот Игрр любит тебя?
– Что ты знаешь о любви?! – хмыкнула пленница.
Мада втянула ноздрями воздух. Рома, похоже, не понимает, с кем разговаривает. Кликнуть сарм, чтоб отхлестали ее плетьми? Рано. Рома запрется и не скажет, что нужно. Пытка не поможет: когда боль заставляет тебя кричать, признаешься в чем угодно.
– Посмотри на меня! – сказала строго. – Если я надену сенаторскую тогу, кто-нибудь в Роме опознает во мне сарму?
Пленница промолчала, но в ее глазах Мада увидела ответ.
– Во мне человеческой крови больше, чем в ваших магистратах. Тебя не удивляет, что мы с тобой говорим на латыни? А я не только свободно разговариваю на вашем языке, но и пишу. Как думаешь, почему?
Дожидаться ответа Мада не стала.
– Моей матерью была жрица, с тремя четвертями человеческой крови в жилах. Вы зовете таких «треспартами». Отца выбрали из полона, захваченного в одном из городов людей, в ту пору, когда они еще жили в Паксе. Отец был молод и красив, и его оставили в храме, чтобы не тратить такую кровь на простых сарм. Только жрицы могли совокупляться с ним. Но, когда мне исполнилось десять, отец отказался их брать, потому что захотел меня.
Мада расправила плечи.
– С тех пор ни одна сарма не побывала в его ложе. Отец давал им свое семя, но не ласкал их. Жрицы пытались его заставить, но он пригрозил, что убьет себя. Они отступились. Луций, так его звали, любил меня. Он научил меня читать и писать, рассказывал, как устроен ваш мир, о том, как сюда пришел легион и что он принес в Пакс. Говорил о резне, которой нолы «отблагодарили» людей за все, что они для вас сделали. Луций ненавидел вас и радовался, что ему не пришлось служить в храме, даря семя потомкам убийц. Он помогал нам создавать оружие. К сожалению, знал он мало: в плен попал совсем молодым.
Мада помолчала.
– Я принесла ему троих сыновей. Троих! – Голос ее звенел торжеством. – Даже появление одного считается милостью Матери. У сарм от мужчин-людей рождаются только дочери. Когда умерла прежняя верховная жрица, я стала следующей. В семнадцать лет!