Формула Вечности - Вячеслав Шалыгин

– О предательстве, Джонатан. О подлом предательстве. Мне так стыдно! Если бы я не пошла на поводу у своих эмоций, не стала бы ему помогать, все могло обернуться иначе. Все были бы живы, а ворота так и остались бы в неприкосновенности. Ведь мастер Шуйский знал, что их нельзя открывать! Будь он сейчас жив, он не позволил бы случиться тому, что происходит.

– Я плохо соображаю, Натали, – сказал Джонатан. – И с каждой секундой соображаю все хуже. Нельзя ли перейти к делу, пока я окончательно не впал в старческий маразм? О чем вы толкуете? Кого вы предали, кому помогли?

– Я предала Цех, Джонатан. Предала его, согласившись помогать Генриху, моему… сыну. Сердце матери заставило меня стать его защитой от цеховых охотников. Поверьте, Джонатан, поначалу это не вредило Цеху! Мой мальчик просто хотел выжить! С моей помощью он просто прятался, опережая ваших сыщиков на шаг. Но так продолжалось лишь до середины прошлого века. Все-таки гены папаши-Хамелеона взяли свое. Он начал убивать. Два или три раза он был вынужден защищаться, но вскоре вошел во вкус и объявил Цеху тайную войну. Лично или с помощью Хамелеонов он убил десятки Вечных. Десятки! И я уже не могла на него повлиять. Простите меня, Джонатан…

– Вы говорите о метисе, правильно? – наконец сообразил Джонатан. – Он… ваш сын?!

– Так получилось, – Наталья Августовна всхлипнула. – Это было давно и… я вряд ли смогу объяснить, что на меня нашло. Это было какое-то помутнение рассудка. Нет, я не снимаю с себя ответственности! Помутнение не было полным. Я понимала, что происходит, но… ничего не могла с собой поделать. Наш роман с Брианом, отцом Генриха, длился всего несколько месяцев, но это было самое сильное переживание в моей жизни. И Генриха я оберегала не только потому, что он мой сын. Он напоминал мне о тех безумных, но счастливых днях… Простите, Смотритель, вряд ли я сумею объяснить более понятно…

– Куда уж понятнее, – хмыкнув, заметил Туманов. – Любовь зла.

– Я терпела выходки сына, сколько могла, – виновато продолжила Натали. – До того момента, когда он принес мне бумаги мастера Шуйского. Это было дело, которое мастер завел сразу после рождения Генриха на него и фактически на меня. Я сразу поняла, что Хамелеон, который убил мастера, действовал под контролем Генриха. Больше я терпеть не стала. Но и окончательно разочаровавшись в сыне, я, как мать, все-таки не могла сдать его вам, Джонатан. Я просто оборвала с ним контакты, но этого оказалось недостаточно. Когда Генрих прислал в Цех чекистов, я поняла, что выбора у меня не осталось вовсе. Мой нейтралитет мог обернуться большой бедой для Цеха. Собственно, поэтому я позвонила вам, Джонатан, и сообщила координаты ущелья. Я понимала, что время упущено, подозревала, что без Шуйского вы можете сделать что-то неправильно, но остаться в стороне просто не могла.

– Как все скверно, – проскрипел Мартов, тоже слушавший откровения Натали. – Что ж вы сразу не признались?

– Я не думала, что так обернется! Только когда началась эпидемия, до меня дошло, что мы все натворили. Помните, Джонатан, я говорила, что помню многие документы наизусть? Когда Вечные начали дряхлеть и умирать, я вспомнила один из документов, считавшийся всего лишь легендой из древнейшего эпоса. В ней говорилось о массовом истреблении Вечных Триедиными и о неожиданном спасителе на черном коне. Раньше я тоже считала, что это лишь легенда, но теперь вижу, что мы все заблуждались. Теперь я думаю, что так называемая «легенда о триединстве» поможет спасти и гибнущих Вечных, и моих… внуков. Надеюсь, они более достойны этого, чем их отец.

– Пардон! – встрял Мартов. – Кого спасти?!

– Внуков, – голос Натали слабел с каждой минутой. – Энди, не перебивайте, пожалуйста. Я чувствую, что у нас остались считаные минуты. Мне надо успеть. Я хочу рассказать все.

– Молчу, – пообещал адвокат. – Вы только уточните, у вашего Генриха были дети? Кто они?

– «Легенда о триединстве»? – вмешался Джонатан. – Это такой странный документ без начала и конца?

– Да, – подтвердила Натали.

– Я помню эту легенду, и… кажется, знаю, о ком в нем речь, – черная пыль осела настолько, что уже можно было разглядеть лицо Джонатана.

Оно было покрыто морщинами, но пока узнаваемо, несмотря на выражение крайней озабоченности, которое приклеилось к нему, казалось, намертво. Туманов попытался рассмотреть глаза Вечного, но видимость пока этого не позволяла. Тем не менее Виктор чувствовал, что Джонатан пристально смотрит на него и тоже пытается поймать взгляд Избранного.

– Что ты так смотришь? – спросил Туманов.

– Это было так очевидно, – спокойно проговорил Джонатан. – Но мы не сумели это понять. До какой степени все-таки мы слепы! Несмотря на весь наш жизненный опыт. Даже имея в своем распоряжении четкие подсказки, мы ухитряемся заблуждаться, и что самое опасное – упорствовать в своих заблуждениях! Я читал «легенду о триединстве» еще семьсот лет назад. И ведь она не прошла мимо, она заинтриговала меня, я точно помню. Но я ни разу не вспомнил о ней, когда это было нужно. Ни разу не задумался, что, возможно, это вовсе не легенда, а предсказание. А еще Смотритель!

– Да какое к чертям предсказание?! – Туманов под пристальным взглядом Вечного чувствовал себя неуютно, хотя и не видел глаз Джонатана. – О чем речь?!

– О вашей «избранности», – вновь понизив тональность, ответил Джонатан. – Всей вашей троицы. Твоей, Храмовникова, Жени. Все эти ваши превращения – Хамелеонов в Вечных и наоборот, обретение тобой способностей Хамелеона, ваша способность управлять инстинктом гнева и обманывать чутье бессмертных, притворяясь по желанию Вечным, Хамелеоном или человеком… все будто бы с учебника списано. Вернее, с «легенды о триединстве». И то, что для открытия ворот не потребовался третий Избранный… это было последней каплей, я просто обязан был догадаться, но нет, я продолжал тормозить, как последний тупица. Короче, вынужден тебя разочаровать, Витя, но… вы не Избранные.

– Вот тебе раз! – Туманов удивленно вытаращился на Смотрителя. – А какие?

– Триединые, сынок, – скрипнула «из-за кадра» Натали. – В вас имеются гены трех рас одновременно. И Вечных, и Хамелеонов, и людей. Вы все дети Генриха, а значит… мои внуки.

– Чтоб я сдох! – выпалил Мартов. – В смысле… мне надо выпить. В трезвую голову такие откровения не укладываются.

Честно говоря, Туманов тоже был не прочь глотнуть чего-нибудь покрепче. Сказать, что он обалдел, было бы слабо, но использовать более крепкие выражения при «бабушке» как-то не поворачивался язык.

– Но… постойте… я прекрасно помню своих родителей!

– Нет времени для споров, милый, – мягко оборвала его новоявленная «бабуля». – Да, вы все прекрасно помните матерей, а вот отцов – фактически отчимов – только с определенного момента. Алекс Храмовников, он же Бриан, женился на матери Володи и Жени, когда мальчику было пять, а девочке полгода. Это было… благородно с его стороны – позаботиться о внуках, заменив им отца. А твой отчим, Витя, – кстати сказать, вы с ним очень похожи – появился на горизонте, когда тебе исполнилось полтора года. Все это зафиксировано в документах из особого архива мастера Шуйского. Он очень внимательно следил за ситуацией.