Если свекровь - ведьма - Лилия Касмасова

— … из-за непонятно чего, — договорила я.

Он усмехнулся горько:

— Я для тебя, получается, непонятно что…

Я хотела сказать ему, что вовсе не «непонятно что», а очень важный человек Может быть, самый важный в жизни. Только вдруг я ошибаюсь? Вдруг постепенно выяснится, что мы совсем не подходим друг другу?

Он посмотрел на меня огорченно, а потом вдруг сказал:

— Жаль, я оставил очки в доме.

— Что? — не поняла я.

Он сказал еще более непонятно:

— Но я уверен, что они сейчас есть.

— Кто «они»? — растерялась я. — Очки?

— Поверни кольцо, увидишь.

Я повернула камень внутрь ладони. Все вокруг окрасилось серебристой дымкой, и в этой дымке между мной и Денисом вспыхивали и тут же гасли крошечные, но такие яркие золотые искры.

— Видишь их? — настойчиво спросил Денис, вглядываясь в мои глаза. — Ведь они есть?

— Ну и что, — сказала я безразличным голосом, но эти искры меня взволновали.

— Знаешь, когда они появляются?

— Ты же отказался просвещать меня на этот счет.

— Есть такое выражение, в людском мире: «Между ними искра пробежала»… Это от наших пошло. Они загораются в тот момент, когда возникает сильное взаимное чувство.

Ничего себе. Я стояла и смотрела исподлобья на Дениса и на золотые огоньки между нами.

Но искорки — это всего лишь искорки. Как там пелось в одной старой песенке: «Одна дождинка — еще не дождь…» Может, это всего лишь влечение, симпатия, да мало ли что! А с Мишей мы уже полгода вместе, мы жениться собрались!

Я отвернула перстень. И сказала:

— Ну и что.

— Ну и что?

— Да.

Он кивнул, подобрал одежду с серого песка и пошел прочь, но не туда, где осталась Мелисса, а вперед, вдоль берега.

Я долго смотрела ему вслед, как он бредет, долговязый и ссутулившийся. Потом вдруг испугалась, что он обернется, и пошла прочь от моря, от набегающей белой пены.

Ушла подальше, за камни, где песок был сухой. Вообразила небольшое покрывальце, и оно появилось, красивое, белое с синим, только… со своеобразным рисунком: посередине большое сердце, а в нем написано «Денис». М-да. Ладно, если я на него сяду, никто и не увидит, что там за кренделя. Да и нет тут никого.

Я устроилась на покрывале, думала о Денисе и Мише и глядела на золотисто-розовую игру бликов на волнах. И даже не помню, как уснула. День был трудный, все-таки. И долгий, дольше на три часа разницы времени между Москвой и Канарами.

Кто-то поднял меня на руки, я приоткрыла глаза, узнала знакомую футболку, обхватила руками шею. Шуршал и скрипел песок под его шагами, потом мы стали взбираться по бетонной лестнице к дому, и вдруг я поняла, что нас может увидеть Бондин. Тут я проснулась окончательно. Спрыгнула с сильных рук. Миша поддержал меня, чтобы я не упала. В одной руке его болтались мои кроссовки. Он сказал:

— Чего ты, Вик.

— Ты очнулся? — Я вглядывалась в его лицо.

— Да, — сказал он. — И отлично себя чувствую.

— И меня помнишь?

— Еще как.

— И любишь?

— Что за странные вопросы, — поморщился он.

— А ты ответь.

— Слушай, я не виноват, что она меня опоила.

Похоже, он полностью пришел в себя после зелий.

— Виноват, — сказала я.

— Да? И что я мог сделать?

— А не надо было отираться возле нее вчера весь вечер, и танцевать с ней было не обязательно.

— А что мне, по-твоему, надо было сделать? Сидеть с тобой, взявшись за ручки?

— Да хотя бы. — Я отобрала у него кроссовки и пошла в дом.

Он догнал меня и схватил за руку:

— Вика. Чего ты хочешь? Чтобы я просил прощения за то, в чем не виноват?

Я повернулась и посмотрела ему в глаза:

— А знаешь, говорят, любовное зелье не действует на того, кто уже влюблен.

— Ну какие влюбленности! Ты прямо как школьница! Хочешь сказать, я тебя не люблю, что ли? Мы с тобой уже живем полгода вместе! И ты уже приняла мое предложение замуж!

— Приняла, а теперь обратно отдаю! — сама не ожидая от себя такого, выпалила я.

— Ах, обратно! — крикнул Миша. А потом сказал зло: — Может, и к лучшему! Да если б мне бабуля не велела, я бы никогда на тебе не женился!

— Никогда? — Мои иллюзии о наших прекрасных отношениях разлетались в пух и прах у меня на глазах. Но он же взрослый мужчина. Как можно заставить жениться? Он говорит так, только чтобы обидеть меня. — Еще скажи, что она тебе пистолет к виску приставила!

— Она глава клана, — сказал Миша. — То есть тогда была главой. Все ей подчиняются.

— Значит, теперь ты должен подчиняться мне? — сказала я.

Он неприятно скривил рот:

— Главой клана может быть только член семьи. Если не будешь больше моей невестой, то и главой быть не сможешь!

Черт. Значит, я снова стану простушкой? Останусь без магии? Никаких тебе — щелк пальцами — и апельсины, елки и бриллианты?

— Милые ссорятся — только тешатся? — прозвучал вдруг ядовитый и в то же время приторный голосок. По лесенке поднималась с пляжа Мелисса. Она протянула Мише покрывало: — Кажется, это твоя невеста забыла.

Покрывало было аккуратно сложено — так, что в глаза сразу бросалось имя, написанное на нем. Миша взял его, прочитал:

— Денис? При чем тут… — И тут же сообразил: — Это Бондина так зовут. — Посмотрел на меня: — Ты сама покрывало наколдовала?

Соврать. Я должна соврать. Любая бы соврала. Сказала бы, ничего не знаю. Первый раз вижу. Хотя Миша видел, что я на этом покрывале спала. Но ведь надписи не заметил, а то бы раньше задался вопросом. Надо бы соврать. Что это другое покрывало.

Миша развернул полотнище. Сердце колыхалось на ветру, имя шло волнами, будто покрывало шептало: «Денис, Денис…»

Я сказала:

— Да, это я.

— И о чем же ты думала, когда его сотворяла?

— Миша, — встряла тут Мелисса, — может, это она по неопытности. Вообразила что-нибудь нечаянно…

— Вообразила что? Или, вернее, кого? — обратился ко мне Миша. — И значит, это я тебя недостаточно люблю?

Мелисса довольно усмехалась.

Я выдернула из рук Миши покрывало, крикнула:

— Можешь продолжать жениться на этой белобрысой дуре! Я не против! — и убежала в дом.

Орхидея, Николай и Денис сидели в гостиной и смотрели новости. Большой плоский телевизор висел над камином. Новости были российские. Говорили что-то о буре в Подмосковье.