Ловушка для птиц - Виктория Платова

А может, и не с легким.

Сергей Валентинович вспомнил и еще кое-что: это касалось не отчета Павла, а устной с ним беседы. Отсматривая пленку с подъездной камеры, опер обнаружил на ней выходящую из вестибюля Лию – с рюкзаком и каким-то пакетом в руках. Но до остановки Лия пакет не донесла. Этот пакет почему-то мучил Однолета, хотя его исчезновение могло иметь тысячу причин. Так почему не допустить, что по одной из них пакет остался в «Серпико», неожиданно превратившись в посылку? Но выяснить это удастся лишь тогда, когда будут допрошены Ткачев и Факторович.

Брагин предпочитал термин «беседа», тем более что инкриминировать двум брадобреям было нечего – во всяком случае, со стороны ведомства Сергея Валентиновича. Возможно, вопросы возникли бы у ФМС, поскольку в качестве уборщика гражданин Узбекистана Мирсалимов работал нелегально, но слишком уж мелкой была контора «Серпико», прямо-таки лилипутской.

– С нашей стороны это чистая благотворительность, – заметил Максим Ткачев. – Ну, почти. Работы здесь немного, и круг обязанностей небольшой.

– Чем же занимался Дильмурод?

– Уборка помещения. Первое и главное. Стирка, глажка, инструменты – все это было на нем. Но и получал он неплохо.

– Надеюсь, это отражено в платежных ведомостях?

Этот невинный, в сущности, вопрос посеял панику в парикмахерских рядах:

– Чистая благотворительность, – снова повторил Ткачев.

– А для того, кто просрочил время пребывания в стране, – он и вовсе шоколадно устроился, – добавил Факторович. – Целую комнату ему отдали. Мог жить здесь. Вещи хранить. Возвращаться, когда хочет.

– Мы его не обижали.

– Его убили.

Брагин произнес это будничным тоном и замолчал в ожидании реакции. И она не замедлила последовать.

– Все не слава богу, – сказал Ткачев.

– То понос, то золотуха, – сказал Факторович.

– Нашли тихое местечко.

– Покоя нет. Еще и на нас все повесят.

– Надо было в Новую Зеландию двигать. А теперь что?

Вопрос был, скорее, риторическим, но Брагин счел своим долгом ответить на него.

– Можете и в Новую Зеландию – держать никто не будет. А уж тем более вешать на вас то, к чему вы отношения не имеете. Убийца Дильмурода Мирсалимова уже признался в содеянном. А вот о чем думаю я. Парень работал у вас и пропал. А вы даже не поинтересовались его судьбой.

– У кого? – неожиданно оскалился Ткачев. – У вас поинтересоваться? Мы его и не знали толком. Никогда не поймешь, что у чужака на уме. Захотел уйти – ушел. Хоть ничего отсюда не вынес – уже хорошо.

– Да и звонили мы ему, – добавил Факторович. – Только телефон был вне зоны доступа.

– Показывайте его комнату.

Определение, данное чуть раньше Степанцовым, гораздо больше соответствовало истине, чем пафосное «комната». Это и впрямь был совсем крохотный чуланчик, набитый швабрами, щетками, совками и чистящими средствами. Здесь же стояли пылесос и стиральная машинка, а оставшееся пространство занимал небольшой топчан. Прилечь на нем, подогнув под себя ноги, еще можно было. А вот вытянуть их – уже нет. Тем не менее в изголовье топчана лежали подушка и плед.

– И где же его вещи? – спросил Брагин.

– У него вроде чемодан был. Может, унес?

Испугаться по-настоящему Брагин не успел, поскольку маленький старомодный чемодан был найден ровно через тридцать секунд. Пара белья, свитер, джинсы, спортивные штаны и несколько футболок – вот и все, что в нем находилось. А еще – пачка старых японских открыток с театральными сценами (даже далекий от театра Брагин знал, что театр этот называется Кабуки) и несколько коробочек с бабочками, не слишком приятными на вид.

– Начинающий энтомолог, что ли? – спросил Сергей Валентинович у брадобреев.

Те пожали плечами, гадливо поморщившись.

В другое время Брагин обязательно бы сочинил целую теорию о владельце бабочек (не факт, что верную), но сейчас его интересовал только пакет-посылка. А содержимое чемодана явно принадлежало Дильмуроду Мирсалимову.

Так куда же запропастилось «поручение» узбека?

Оно было засунуто в щель между топчаном и стеной, где его – пусть и не сразу – обнаружил Александр Факторович.

Бумажный пакет.

Очевидно, тот самый, который Однолет увидел, просматривая пленки. Теперь счастливо (ну, почти счастливо, учитывая обстоятельства) найденный, пакет лежал на пассажирском сиденье, и Брагин время от времени посматривал на него. Теперь он знал, что именно Лия Александрова передала Дильмуроду – в надежде на то, что все будет найдено.

Ноутбук.

Он легко мог уместиться в рюкзаке, но Лия Александрова предпочла не прятать его в рюкзак. Предпочла засветиться перед камерами.

Возможно, она думала, что ей угрожает опасность, а надежда на «Серпико» не была стопроцентной. И на вырванный из книги бумажный клочок, в который она завернула жевательную резинку, – тоже.

А на оперативника Павла Однолета, о существовании которого она даже не подозревала, была. И в этом – почти единственном – случае во всей истории с Лией и Филиппом Ерским камеры видеонаблюдения сыграли на их стороне. И на стороне следственной группы, в конечном итоге.

…Конечно, ноутбук можно было считать самой важной уликой, а его содержимое много что объясняло.

Но не все.

Оно проливало свет на мотивы, но никак не объясняло поступки. И в нем не было ничего, что приблизило бы к пониманию Филиппа Ерского и Лии Александровой. С некоторых пор Сергей Валентинович думал о них только так – в связке. С мятущимся гением смычка все было, в общем, понятно и выстраивалось по классической парадигме не слишком любимого Брагиным триллера. Судьба с самого начала повернулась к Филиппу самой жуткой своей стороной. Его мать повесилась, а мальчика сдали в приют, едва ему исполнилось три года. Семья матери не нуждалась в нем и с облегчением забыла о его существовании. Он сжег семью, как только немного подрос. Этого не смогли доказать, да и не пытались особо – слишком уж чудовищной выглядела правда. Возможно, речь шла о каком-то органическом поражении мозга. Возможно, это было следствием психологической травмы. И в любом случае все закончилось бы плачевно. Если бы не Шаман (теперь Брагин склонялся к мысли, что он – очень мощный психотерапевт, экстрасенс, и черт знает что еще, такое же мощное). Шаман практически спас мальчика, избавил его от ада внутри себя. Не до конца, проявления жестокости наблюдались, но уже в значительно меньших размерах. А место этой вселенской черноты занял великий талант музыканта.

В роли Шамана Брагин неожиданно увидел Моргана Фримена, но вовремя вспомнил, что тот – русофоб и к тому же обвиняется в сексуальных домогательствах. И сменил Фримена на Аль Пачино, вроде бы ни в чем, кроме большого кино, не замешанного.