Нити судьбы - Мария Дуэньяс

— Верховный комиссар знает, что мы здесь? — спросил Серрано.

— Он сейчас занят с гостями; мы поговорим с ним позже, если вы хотите, — уклончиво ответил немец.

Они сели, и под их телами заскрипели пружины. Испанец устроился в кресле: я видела нижнюю часть его брюк с тщательно отглаженной стрелкой, черные носки, облегавшие худые щиколотки, и до блеска начищенные туфли. Немец устроился напротив него, с правой стороны дивана, за которым я пряталась. Ноги у него были более толстыми, а обувь не столь безупречной. Он находился так близко, что, протяни я руку, и могла бы дотронуться до него.

Разговор длился довольно долго — не скажу с точностью, сколько именно, но, во всяком случае, достаточно, чтобы шея моя совершенно затекла, и я с трудом сдерживала желание почесаться, закричать, заплакать и броситься прочь. Послышались щелчки зажигалок, и комната наполнилась сигаретным дымом. Из-под дивана я видела, как Серрано то закидывал ногу на ногу, то возвращал на пол, немец же, напротив, почти не шевелился. Я старалась справиться со своим страхом и принять наиболее удобное положение, чтобы неосторожным движением не выдать себя.

Из своего укрытия мне почти ничего не было видно. Единственное, что оставалось в такой ситуации, — слушать их разговор. Раз уж мне ничего не удалось выяснить, проделав глупый трюк с пудреницей, то, возможно, хоть таким образом узнаю что-нибудь интересное для журналиста. В любом случае так мне было легче вынести мучительное ожидание.

Они говорили об установках и трансляциях, о кораблях и самолетах, о золоте, немецких марках, песетах и банковских счетах. О подписании документов, сроках, поставках и выполнении обязательств, о каких-то фирмах и портах, о союзничестве и противовесе. В разговоре с немцем, которого, как выяснилось, звали Йоханнес Бернхардт, Серрано то и дело ссылался на Франко, когда хотел настоять на чем-либо или отклонить какие-то условия. И хотя мне не хватало знаний для понимания подоплеки, я чувствовала, что собеседники одинаково заинтересованы в успешном завершении переговоров.

И в конце концов соглашение было достигнуто. Обо всем договорившись, они поднялись и скрепили свою сделку рукопожатием. Я увидела ноги, направившиеся к выходу: немец, играя роль хозяина, шел чуть позади, пропуская Серрано вперед. Уже почти у самой двери Бернхардт осведомился:

— Вы поговорите об этом с Бейгбедером или предпочитаете, чтобы это сделал я?

Серрано ответил не сразу, я слышала, как сначала он зажег сигарету — трудно сказать, какую по счету.

— Вы считаете, в этом есть необходимость? — спросил он, выдохнув дым после первой затяжки.

— Установки будут размещены в испанском протекторате, так что, полагаю, верховный комиссар должен об этом знать.

— В таком случае предоставьте это мне. Каудильо сам поставит его в известность. А что касается условий нашего договора, лучше не разглашать подробностей. Пусть это останется между нами, — добавил он, выключая свет.

Через несколько минут, решив, что прошло достаточно времени, чтобы они успели выйти из здания, я осторожно поднялась с пола. От их присутствия в комнате остался лишь сильный запах табака и полная окурков пепельница. Однако мне по-прежнему приходилось быть настороже. Поправив юбку и жакет, я на цыпочках подошла к двери, все еще боясь выйти в коридор. Но не успела я дотронуться до ручки, как вдруг заметила, что кто-то поворачивает ее с противоположной стороны. Я стремительно отскочила и изо всех сил прижалась к стене, словно пытаясь с ней слиться. Дверь резко распахнулась, едва не ударив меня по лицу, и в следующую же секунду зажегся свет. Я не могла видеть вошедшего, но слышала его голос.

— И где же растяпа оставил свой чертов портсигар? — сквозь зубы процедил этот человек.

И я поняла, что это всего лишь солдат, посланный за вещью, оставленной Серрано или Бернхардтом. Через несколько секунд в комнате вновь стало темно и тихо, но я уже не могла собрать достаточно смелости, чтобы заставить себя выйти в коридор. И предпочла выбраться через окно, как мне однажды уже приходилось делать.

Вернувшись в сад, я, к своему удивлению, застала Маркуса Логана за оживленной беседой с Бейгбедером и хотела ретироваться, но было уже поздно: верховный комиссар заметил меня и знаком попросил подойти. Я приблизилась, стараясь справиться с волнением, все еще не покидавшим меня после всего пережитого.

— Так, значит, вы и есть та прекрасная модистка, с которой дружит моя Розалинда, — произнес Бейгбедер, встретив меня улыбкой.

В одной руке он держал сигару, а другой приобнял меня за плечи, словно я была его старой приятельницей.

— Я рад, что наконец познакомился с вами, дорогая. К сожалению, наша Розалинда сегодня не очень хорошо себя чувствует и не смогла к нам присоединиться.

— Что с ней случилось?

Бейгбедер взмахнул в воздухе рукой с сигарой.

— Проблемы с кишечником. С ней бывает такое, когда она перенервничает, а в последнее время мы слишком много хлопотали в связи с приемом высокого гостя, так что у бедняжки не было ни минуты покоя.

Он жестом попросил нас с Маркусом приблизиться и доверительно произнес:

— Слава Богу, куньядисимо завтра уезжает — боюсь, дольше мы бы не выдержали.

После этого признания Бейгбедер звонко расхохотался, и мы последовали его примеру.

— Что ж, дорогие мои, мне нужно идти, — сказал он, посмотрев на часы. — Очень приятно с вами общаться, но, увы, долг зовет: сейчас начнутся гимны, речи и прочие протокольные формальности — в общем, самое скучное. Сира, когда сможете, навестите Розалинду: она будет вам рада. И вы, Логан, заходите к ней в гости, ее развлечет общение с соотечественником. Может, нам удастся поужинать вчетвером, когда все наконец успокоится. God save the king![61] — воскликнул Бейгбедер на прощание, театрально подняв руку, и, не сказав больше ни слова, зашагал прочь.

Мы несколько секунд молчали, глядя на его удалявшуюся спину и не переставая удивляться странностям этого человека.

— Я искал вас почти час — где вы пропадали? — спросил наконец журналист, все еще не отрывая взгляда от верховного комиссара.

— Занималась тем, о чем вы меня попросили.

— Значит, вам удалось выяснить, что немцы разглядывали вместе с Серрано Суньером?

— Ничего важного. Какие-то семейные фотографии.

— Что ж, не повезло.

Мы говорили, не глядя друг на друга, а продолжая наблюдать за уходящим Бейгбедером.

— Но мне удалось узнать кое-какую информацию, которая, возможно, вас заинтересует, — объявила я.

— Что вы имеете в виду?

— Некоторые соглашения.

— Насчет чего?

— Насчет антенн, — объяснила я. — Трех больших антенн. Высотой сто метров, системы «Электра-зонне». Немцы хотят разместить их в протекторате для обнаружения самолетов и кораблей в зоне Гибралтарского пролива, чтобы противостоять англичанам. Они договорились о строительстве станций у руин Тамуда, в нескольких километрах отсюда. В обмен на согласие Франко националисты получат крупный кредит от немецкого правительства. Все это планируют осуществить через компанию «Хисма», возглавляемую Йоханнесом Бернхардтом, который и договаривался с Серрано. Бейгбедера, однако, предпочитают держать в неведении и не посвящать в это дело.