Бриджит Джонс. На грани безумия - Хелен Филдинг

С Марком дела обстоят все так же неопределенно. Когда я сегодня утром спустилась вниз, он уже уехал на работу (неудивительно, ведь время было уже обеденное), но меня ждала записка от него, где говорилось, чтобы я «чувствовала себя как дома» и приглашала в гости кого захочу. И кого же, интересно? Все на работе. Здесь такая тишина стоит. Мне страшно.

13.45. Да ладно, все в порядке. Точно. Да, у меня нет ни работы, ни денег, ни мужчины, в стене моей квартиры дыра, а в саму квартиру я не могу даже прийти, да, я живу с человеком, которого люблю тайно, молчаливо, как домработница, причем живем мы в огромной морозилке, да, меня хотят убить, но все это, я не сомневаюсь, временные трудности.

14.00. Как хочется к маме.

14.15. Позвонила в полицию и попросила отвезти меня в «Дебенхемс».

Через некоторое время. Мама – просто чудо. Ну, почти чудо. В конечном счете.

Она пришла с опозданием на десять минут: с головы до пят в вишневом, волосы завиты в упругие кудри, в руках штук пятнадцать пакетов с покупками.

– Ты просто не представляешь, доченька, – сказала она, усевшись. Окружающие женщины пришли в отчаяние при виде такого числа пакетов.

– Что такое? – дрожащим голосом спросила я, обеими руками поднося ко рту чашку с кофе.

– Джеффри сообщил Юне, что он гомосексуалист. Хотя это неверно, доченька, он бисексуал, ведь иначе у них не было бы Гая и Элисон. Но Юна говорит, что совершенно не собирается переживать. Джиллиан Робертсон, которая в Саффрон-Уолдхерсте живет, была замужем за таким мужчиной много-много лет, и брак был чудесный. Но потом им все-таки пришлось разойтись, потому что он таскался по грузовикам на стоянках, а жена Нормана Мидлтона умерла. Помнишь Нормана? Был председателем правления в школе для мальчиков, так что в итоге Джиллиан… Ой, Бриджит, Бриджит, что стряслось?

Увидев, как мне плохо, мама стала вдруг невероятно заботливой, вывела меня из кафе, оставив пакеты на попечение официанта, достала из сумочки кучу носовых платков, села со мной на задней лестнице и попросила все рассказать.

Впервые в жизни она меня по-настоящему слушала. Когда я закончила, она положила мне руки на плечи, как настоящая мама, и очень крепко меня обняла, обдав волной запаха духов, который показался мне умиротворяющим.

– Ты у меня очень храбрая, доченька, – прошептала она. – Я тобой горжусь.

Как было хорошо! Потом она выпрямилась и отряхнула руки.

– А теперь идем. Надо решить, что делать дальше. Я поговорю с этим инспектором и объясню ему, что к чему. С пятницы его найти не могут! Просто смешно. Времени на поимку было более чем достаточно. Чем они там занимаются? Ворон считают? Не волнуйся, у меня к полицейским свой подход. А ты можешь пожить у нас, если хочешь. Но мне кажется, тебе лучше остаться у Марка.

– У меня ничего не выходит с мужчинами.

– Какая чушь, доченька. Право слово. Конечно, ничего не будет получаться, если строить из себя такую цацу, которой, кроме Джеймса Бонда, никто не пара, а потом сидеть дома и хныкать, что все опять плохо. Ой, на часы-то посмотри, мы же опоздаем!

Десять минут спустя я сидела в белой комнате а-ля спальня в доме Марка Дарси, одетая в белый халат и с белым полотенцем на голове. Рядом находилась мама, целая россыпь лоскутков тканей разных цветов и какая-то женщина по имени Мэри.

– Прямо не знаю, – нетерпеливо говорила мама, – как можно носиться с такими дурацкими теориями? Попробуй вишневый, Мэри.

– Я тут ни при чем, это объективные процессы, происходящие в обществе, – возмущенно ответила я. – Женщины остаются одинокими, потому что сами могут себя обеспечивать, хотят заниматься карьерой, а потом, когда они становятся старше, мужчины начинают считать их отработанным материалом, думают, что срок годности у них уже кончился, и ищут женщин помоложе.

– Право слово, доченька! Срок годности! Ты что, пачка прессованного творога? Фильмов ты дурацких насмотрелась, доченька.

– Нет.

– Бр-р-р! Срок годности! Да сколько бы они ни делали вид, что им нужны тупые молодые красотки, это все равно не так. Им нужна настоящая подруга. Помнишь этого, как бишь его, Роджера, который бросил Одри ради секретарши? Та оказалась совершенной дурындой. Через полгода он умолял Одри позволить ему вернуться, но она его так и не простила!

– Но…

– Точно, ее Самантой звали. Тупая как пробка. А Джин Досон взять! Помнишь, которая была замужем за Биллом, ну Досоны, мясники? Так вот, когда Билл умер, она вышла замуж за парня в два раза младше себя, и он ей бесконечно предан, бесконечно. А Билл ведь денег особых не оставил, ты понимаешь, потому что на мясе много денег не заработаешь.

– Но если ты себя считаешь феминисткой, нельзя…

– Вот этим-то твой феминизм и плох, доченька. Да всякий, у кого есть хоть крупица здравого смысла, понимает, что мы, женщины, – более совершенный вид. Плохо только, когда ты вкалываешь как негр на плантации…

– Мама!

– …а они выходят на пенсию и решают, что можно сесть сложа руки и ничего не делать по хозяйству. А вот этот как тебе, Мэри?

– Коралловый мне больше нравился, – с раздражением ответила Мэри.

– Конечно, – сказала я, закрытая от мамы огромным куском голубой ткани, – кому хочется ходить на работу, а потом еще и по магазинам за продуктами, если мужчина этого не делает.

– Прямо не знаю! Всем вам подавай Индиану Джонса, но такого, чтобы в посудомоечную машину тарелки загружал! Мужчин надо дрессировать. Когда мы с папой только поженились, он каждый вечер ходил в клуб играть в карты. Каждый вечер! И к тому же еще курил!

Боже мой, бедный папочка, думала я, а Мэри тем временем прикладывала к моему лицу кусок бледнорозовой ткани и смотрела на меня в зеркало. Мама отпихивала ее руку и тыкала мне в нос лоскут лилового цвета.

– Мужчины не любят, когда ими командуют, – не сдавалась я. – Они хотят видеть тебя недоступной, охотиться за тобой и…

Мама глубоко вздохнула.

– И ради чего мы с папой столько времени водили тебя в воскресную школу, если ты так и не поняла, что тебе нужно. Просто реши, что, по-твоему, правильно, возвращайся к Марку и…

– Нет, Пэм, все-таки она «зима».

– Она «весна». Точно говорю. Или я банка с грушевым компотом. Так что возвращайся в дом Марка…

– Но у нас все ужасно. Общаемся друг с другом как на официальном приеме. Выгляжу я как половая тряпка…

– Над этим-то мы как раз сейчас и работаем, доченька. Ищем твои цвета. Но, вообще-то, не так уж важно, как ты выглядишь, правда, Мэри? Главное – это быть собой, настоящей.

– Это точно! – во весь рот заулыбалась Мэри. Габаритами она была с концертный рояль.

– Настоящей? – переспросила я.