Святые грешники - Александр Лапин

Хитрый узбек как в воду канул.

Вернулся отец Анатолий к Алипию, который уже ждал его у машин.

— Упустили? — разочарованно спросил священник.

— А! — махнул рукой Казаков. — Не догнал. Где они, мои годы молодые?

— Что делать будем?

— Подождем!

— Он не придет! Пуганый заяц. Не вернется.

— Давай вскроем машину! Осмотрим. Снимем с двигателя карбюратор. Чтоб не уехал ненароком.

Вскрыть автомобиль для специалиста — минутное дело. Осмот рели машину. Ничего не нашли.

«Что он, дурак, — оставлять вещи?»

Предупредили администратора и дежурного по лагерю. Чуть что — звоните!

Позвонили Юркову. Рассказали, как было дело. Тот посетовал. Но обнадежил их: «Я тут всех на ноги поднял! Негласно. Не уйдет!»

Дай-то Бог!

* * *

В доме у Алипия застали лубочную картинку. Пахнет тестом и яблоками. Окруженная детишками — «круглолица, бела, словно тополь стройна» — Мария Бархатова печет пироги и плюшки к обеду. И по всему видно, что все счастливы, веселы и довольны от этой общей возни на кухне.

Видно, что и раскрасневшаяся, разрумянившаяся от огня Мария, как рыба в воде, в этой атмосфере любви и обожания. Ей даже весело. Так весело, что огорченный неудачей Казаков поддается общему настроению. И на душе у него светлеет. Глядя на ее испачканную мукой щеку, он думает: «Среди этих галдящих, суетящихся детей и есть истинное дыхание Божественной радости жизни. И я бы мог так. Жить в любви».

Она оглянулась. И по ее глазам он понял, что они думают об одном и том же.

В начале сотворил Бог небо и землю.

Отделил свет от тьмы. Сушу от воды.

Создал небо и звезды.

Рыб, птиц и зверей.

В последний день творения сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию, сотворил его: мужчину и женщину.

И благословил их.

Так началась история творения, которая не кончается и поныне. День за днем, век за веком, тысячелетие за тысячелетием идет этот процесс. Потому что эстафету творения подхватили люди. Творить — их долг и одновременно радость. Только в творчестве человек становится рядом с Богом.

Аминь.

Неожиданно, после долгого молчания, объявился Андрей Франк.

Жил себе тихо-мирно в своей немецкой стороне. А тут вдруг электронная почта выплюнула письмо:

«Здравствуй, Александр!

Пишет тебе, может быть, слегка подзабытый, но, наверное, хорошо известный в прежние времена Франк. Обращаюсь к тебе, друже, вот при каких обстоятельствах моей жизни…»

Чем Франк на новой родине только не занимался! Пытался торговать нефтью, открывал языковую школу для переселенцев, переводил книги, а сейчас работал штатным переводчиком в суде. Жизнь наладилась. И в конце концов, он освоил и главный западный принцип: «Наслаждайся комфортом каждый день и каждый час».

И Андрей наслаждался.

Каждый вечер он кушал хорошие немецкие сосиски и пил хорошее немецкое пиво. Уважал он также свиное колено, бараньи голени и жареные колбаски. Его когда-то треугольное личико округлилось, а пивной живот выпирал из брюк так далеко, что он уже боялся летать самолетом. (Откидной столик просто ложился на пузо сверху.)

От такого «счастья» приключился с ним диабет. Такая гадость, от которой можно ждать чего угодно. То язвы на ногах появляются, то слепнуть начинаешь.

Борьба, как всегда, пошла с процесса похудения. Франк сбросил за пять месяцев тридцать пять килограммов. И казалось, совсем близко была его победа. Но на то эта болезнь и коварна, что никто не знает, во что она выльется.

Стало у Андрея что-то побаливать под левым ребром, где у человека, как известно, находится селезенка и разные другие серьезные органы. Он, естественно, обратился к самым лучшим в мире немецким врачам: мол, герры и херры — такое дело — болит, понимаете ли! Ну а те ему начали выписывать разнообразные таблетки. Под язык. И для приема внутрь. Не помогло.

«Доктора, миленькие, скажите, в чем тут дело?» — заголосил он.

И наконец один умный доктор, сделав все необходимые анализы, сообщил ему неутешительный диагноз:

— Герр Франк, у вас рак поджелудочной железы!

Вот такая она оказалась, хваленая немецкая медицина!

Начинаются мучения. Как то: химиотерапия, лучевая терапия. Ну и всякие такие чрезвычайно грустные вещи. Те, которые показывают по телевизору. И которые не показывают тоже.

В общем, болезнь то наступает, то отступает.

И в какой-то момент, когда больной чувствует — с одной стороны, некоторую ремиссию и облегчение, а с другой — понимает, что помощи ждать неоткуда, он начинает ждать чуда! Чуда, которое спасет его угасающую жизнь!

Так вот и случилось с Андреем.

На этом этапе он и написал письмо старинному другу. И в конце этого письма попросил выслать ему некое вещество, препарат, который российские огородники используют для прикормки плохо растущих растений. Мол, «у нас оно опробовано и дало поразительный эффект в борьбе со страшным недугом». Дубравин, естественно, внял зову старого товарища. «Лекарство» было срочно найдено, закуплено и передано самолетом с одним из отправляющихся в Германию сограждан.

Но, видно, и это «чудо-лекарство» не помогло. Потому что месяца через два раздался у Дубравина телефонный звонок. Звонил Франк:

— Здорово, Санек!

— Привет! Как дела? Я тебе лекарство отправил. Довезли? Помогло?

— Да, спасибо, довезли. А дела так. Не очень. Лечусь. Прохожу все эти курсы. Обрили меня налысо.

— Это почему? — вспомнив усы и кудри своего старинного друга и приятеля, спросил Дубравин.

— Химиотерапия, будь она неладна! Но я не жаловаться звоню. Тут, понимаешь, у меня есть дело.

— Какое? Чем смогу — помогу!

— Мне добрые люди сказали, что есть в России, где-то в Забайкалье, дацан буддистский. И там есть ученый лама, который творит чудеса по части здоровья. Он лечит какими-то своими травами и молитвами. А еще в этом дацане есть нетленное тело какого-то ламы. Так вот, если ему помолиться, то он поможет!

Ну что тут можно ему сказать? Человеку, который болен и надеется на чудо. Дубравин сказал:

— Хорошо! Что надо сделать?

— Надо найти дорогу в дацан. Где он находится. И договориться, чтобы я мог с этим ламой встретиться.