Легко! - Ольга Славина

– Что-то случилось, а что – не знаю пока. Приеду к тебе думать.

– Только не говори, что Джон тебе сделал предложение.

– Нет, не сделал. Два предложения в один год – так даже в кино не бывает. Но, в общем, что-то в этом роде. Он думает разводиться.

– С ума сойти! Сколько всего. А что будет с германским геноссе?

– Жень, отстань. Я не в состоянии ответить. Потому и хочу приехать. Но с условием, что вы с Софией не будете меня этими вопросами терзать. Я сама все про это скажу, когда смогу. Согласен? Если неудобно, я могу тебя не мучить и поехать, скажем, в Мерано – залечь там на процедуры. Но не хочу, потому что там-то точно буду все время думать. Да и худеть мне уже некуда.

– Нет-нет, приезжай. Я слегка опешил. Все неожиданно. Ну это для тебя типично. То не звонила столько времени…

– Так да или нет?

– Да, конечно. Только завтра мы с Софией идем в ресторан с местными. Мы познакомились с интересными соседями. Англичане, кстати. Купили дом. Уже два года живут с осени по весну, а на лето возвращаются на свой промозглый остров. В котором часу приедешь?

– Ну, мне на работе надо закончить дела, все-таки уезжаю. Думаю, последним самолетом до Флоренции, а там возьму машину.

– Я сейчас тебе адрес и весь маршрут по мейлу пошлю. Найдешь? Слушай, а мы на прошлой неделе ездили в Ассизи. Это улет, София просто визжала от восторга. Ты была в Ассизи?

– Женя, я была в Ассизи. Пришли мне маршрут, как до тебя доехать от аэропорта Флоренции. Про Ассизи поговорим потом.

Из всего, что происходило с ней за последние пять лет, Анна ничего не могла соотнести с реальностью. Все напоминало собой концептуальное искусство. Неразрешимое противоречие между эмпиризмом и рационализмом. Ее творчество жизни менялось, а на этой основе менялось и переосмысление самой жизни. При том, что она больше двадцати лет была счастлива с Филиппом, Анна никогда не отрицала возможности изменения этой конструкции. В основе её концепции творчества всегда была любовь с большой буквы «Л» – любовь, создаваемая художником как объект концептуального искусства.

А что происходит потом? Что происходит с концепцией любви, когда идеальный образ-объект создан и даже стал реальностью? Создание нового образа, смена самой концепции или… Не важно, что «или», дальше разрушается либо концепция, суть которой вечный поиск любви, либо реальность отношений. Создание имиджа с Виктором было теоретически бесконечным, если бы он сам не положил конец ее творчеству. Концепция любви с Джоном абстрагировалась от понятия «совместность», напротив, эта концепция строилась на ее отрицании и в какой-то момент перестала порождать творчество. Концепция любви с Хельмутом была всем хороша, кроме отсутствия вдохновения в этом творчестве.

А что будет теперь? Нельзя подумать – сейчас – что можно сотворить имидж более идеальный, чем Джон. Это Mr. Right, иначе она и не пошла бы на то, чтобы повергнуть в такой хаос свою жизнь, жизнь Хельмута, Филиппа, да и Одри, в конце концов.

В отличие от Хельмута, называющего Анну женой и окольцевавшего ее, но тем не менее смотрящего на совместность достаточно относительно, не отрываясь от иных орбит притяжения, совместность с Джоном – если он таки на нее решится – будет абсолютна. Это будет брак в лучшем смысле этого слова. Но дело даже не в этом. Ведь с Хельмутом Анна могла бы продолжать мечтать о поиске любви, а с Джоном все будет окончательно. Чушь какая-то. А разве она не к этому стремилась? Она всегда будет с ним делить все и всегда считать, что быть вместе и составляет суть жизни и счастья?

Боже, какие абстракции, какая все это ерунда, она просто терзает свою бедную голову и разрушает этими рефлексиями саму сущность любви… Мысли пошли по пятому кругу. Это было безумие. Если эта любовь по какой-то причине или без нее разрушится, то разрушится ее жизнь. Тогда окажется порочной сама концепция творчества любви. А разрушение концепции жизни – это страшней, чем разбитое сердце.

Самолет шел на посадку, когда Анна разорвала круг этих бесполезных, ведущих в никуда мыслей. Чувствуй любовь, наслаждайся этим чувством, береги его – это ли не творчество? Не надо соотносить творение искусства с реальностью.

Анна взяла BMW 525 в том же самом «Ависе», где они с Джоном год назад брали «альфа ромео». Самолет вылетел с опозданием, и было около одиннадцати. Глухая ночь. К Женьке она приедет, дай бог, к часу. Сейчас надо поскорее найти выезд на кольцо и ехать по указателям на Рим. Это должно быть просто. Она не ожидала, что проплутает в темноте в поисках кольцевой почти час и что, доехав до последней перед кольцом развилки, двинет в обратном направлении. Поиски разворота по имбецильным указателям, которые всю сколь-либо значимую информацию скрывали за надписями tutti direzione, заняли еще какое-то время, и Анна даже не поняла, как именно она все же оказалась на кольцевой трассе и теперь двигалась в нужную сторону. Ничего, досадно, конечно, но теперь главное – не проворонить указатель на Рим, который должен быть где-то совсем рядом, а вот, кстати, и он. Ну дальше просто – не более сорока минут по прямой и не просмотреть указатель Incisa, чтобы не проскочить на полной скорости прямо до Рима. А уж от Инчизы, после поворота на местную дорогу, доехать до Фильини, где живет Евгений, не проблема.

Анна вспоминала, как выглядит эта дорога при свете дня – они с Филиппом ехали по ней однажды, давно это было. Дорога вилась по холмам, опоясывая их один за другим и поминутно даря все новые пейзажи, настолько красивые, что все время хотелось остановиться и сделать снимок. Анна шла примерно сто сорок, не больше, ночь все-таки, да и огни встречных машин поминутно слепили и, несмотря на подсвеченные указатели, можно было и не вписаться в очередной поворот перед очередным холмом. Вскоре дорога пошла вверх, и чтобы делать повороты, особо не снижая скорости, приходилось постоянно переключать передачи. Спускался туман, дорога пролегала на высоте где-то сто пятьдесят метров над уровнем моря. Анна включила дальний свет, но туман был слишком густой. В сумке зазвонил телефон. Судя по мелодии, это был Джон. «Странно, что не спит, в Британии уже скоро полночь». Хорошо, что после туннеля пошел разделительный барьер, отделявший ее две полосы от встречных. Надо будет позвонить Женьке, он, наверное, волнуется. Кто знал, что дорога займет столько времени?! Ладно, позвонит, как свернет на местную шоссейку. Впрочем, те раньше двух в пятницу не лягут.

В движении машины чувствовалась странная легкость, она как будто плыла, не вполне сцепляясь с покрытием дороги. Анна взяла рулем чуть влево, чтобы войти плавнее в очередной поворот, но машина не послушалась и стала немного вилять с небольшим заносом. «Должно быть, дорога к середине ночи покрылась изморозью, октябрь все-таки».

Машину на приличной скорости несло прямо на разделительный барьер слева. Анна чувствовала, что не в состоянии ее удержать. Зная, что самое плохое – это начать лихорадочно крутить рулем, она попыталась просто выправить машину, одновременно осторожно притормаживая, и лишь слегка левым боком задела разделительный барьер. «Черт», – подумала она, стараясь не крутануть руль вправо. Усилие не помогло: машина, оттолкнувшись неожиданно от барьера, сама пошла боком прямо на правый барьер, отгораживающий трассу от каменистой обочины и обрыва.