Эффект прозрачных стен - Ирина Грин

– Мы справимся, – говорила она. – Медицина не стоит на месте. Ежегодно миллионы средств по всему миру вкладываются в создание новых препаратов. На тех или иных стадиях разработки находятся десятки лекарственных средств. Только не уходи.

А потом он позвал ее и Крылова и объявил, что хочет умереть. Умереть для мира, оставшись жить для Анны. Он не спрашивал их мнения, просто ставил перед фактом. Задачей жены и лучшего друга было грамотно обставить его уход. И они с поставленной задачей справились. Во время последней командировки в Москву Сергей скончался от сердечного приступа, а в клинику Анны вселился ее дальний родственник, страдающий неизлечимым недугом.

Наверное, этот шаг был ошибочным. Какое-то время Сергей еще занимался делами фирмы, а потом все пошло на спад. Речь ухудшилась настолько, что общаться можно было только с помощью блокнота. И если поначалу муж еще кое-как, опираясь на трость, мог выходить в больничный сад, спустя всего полгода он оказался полностью прикованным к постели. «Любила бы я его так же, если бы это не медперсонал, а я была вынуждена ежедневно готовить ему протертую пищу, умывать, переодевать, купать и менять памперсы?» – спрашивала себя порой Анна. Ответа не было. Она проводила с мужем все свободное время. Рассказывала новости, читала книги, они вместе смотрели телевизор. Специальный датчик, выводящий эмоции Сергея, преобразованные в электрические импульсы, на монитор, позволял выбирать передачи, которые ему нравились. Картинка на экране напоминала северное сияние. Зеленые всполохи – все хорошо, красные – опасность. Сейчас экран был серым – Сергей спал.

Второй ошибкой была подмена ребенка. За будущее детей Прохора она не переживала. ЭКО позволяло произвести генетическую диагностику и выбрать для имплантации здоровый эмбрион. Конечно, это несколько сложнее, чем обычная беременность, но она готова была убедить будущую невестку пойти на этот шаг. Скоропалительная беременность Лады свела все эти приготовления на нет.

Каждый родитель считает, что его сын достоин лучшей доли. Лучшей жены. Лучшего ребенка. У нее еще был шанс – Маша могла не унаследовать от отца страшный ген. И при первой же возможности, когда, почти сразу после родов, Лада тяжело заболела, Анна проверила кровь внучки. Чуда не произошло – девочка оказалась носителем гена-мутанта. Причем, если у Прохора этот ген тоже присутствовал, но вероятность болезни была невелика, у Маши она разовьется обязательно. Анна не могла взять на себя ответственность еще и за этого ребенка.

В тот день у ее давней приятельницы, Елены Николаевны, директора Андреевского дома малютки, был день рождения, и Анна Прохоровна просто не могла не навестить подругу. Одному Богу известно, что подтолкнуло ее взять крохотную внучку с собой. Оставь она Машу на попечение работников своей клиники, ничего бы не случилось. Но тогда, в Андреевске…

Первое, что бросилось в глаза в кабинете именинницы – букет. Нет, конечно, цветов было много: розочки, гвоздички. Анна Прохоровна тоже приехала с цветами – тюльпанами. Голландские, непривычной российскому глазу густо-лиловой расцветки, они не могли никого оставить равнодушным. Но цветы, стоявшие на столе Елены Николаевны, затмили всё. Веточки орхидей с невероятно огромными белоснежными цветами. Никакой мишуры, всех этих ленточек, рюшечек, блестяшек, которыми продавцы пытаются увеличить цену своего товара. Эти цветы в дополнениях не нуждались, и от их экзотической красоты захватывало дух.

– Откуда такая роскошь? – спросила Анна Прохоровна, удобнее перехватывая Машу, крепко спавшую у нее на руках.

– Да так, – уклончиво ответила Елена Николаевна и предложила: – Кофейку или чаю?

– Не откажусь, – согласилась Тарасова, продолжая стоять с внучкой на руках.

– Хочешь, девочку можно пока в кроватку положить. Вам обеим удобнее будет.

– Разумеется, ребенку спать лучше в кроватке, – согласилась Анна Прохоровна и передала девочку вызванной подругой медсестре.

– А у меня к кофе и коньячок имеется, – заговорщически подмигнула директор дома малютки. – Давай по пятнадцать капель за мое здоровье.

– Ну разве что по пятнадцать.

Коньяк тоже был необычным. Анна Прохоровна специалистом по спиртным напиткам не являлась, но хрустальная бутылка, торжественно извлеченная Еленой Николаевной из сейфа, уже сама по себе стоила не просто больших, а очень больших денег. Явно коньяк составлял компанию букету. Не завелся ли у подруги сердечный друг?

Сделав маленький глоток, Анна Прохоровна задала этот вопрос Елене Николаевне.

– Нет, – помотала та головой. – Просто так получилось…

Она еще хотела что-то добавить, но не стала.

Подруги долго разговаривали на общие темы, медицинские и не очень. Вроде все как всегда, но чем дальше, тем сильнее Анне Прохоровне казалось, что директор дома малютки что-то недоговаривает. И это «что-то» ее гнетет.

– Ладно, Лена, – не выдержала Тарасова, – давай колись. Я же вижу, что ты сама не своя.

Елена Николаевна начала оправдываться, ссылаться на депрессию, которую испытывает практически каждая женщина, перешагнувшая сорокапятилетний рубеж, в свой день рождения.

– Это все так, – выслушав ее, заявила Тарасова, – но, сдается мне, у этой депрессии есть и другие, более веские причины. Рассказывай, Лена, как на духу.

– Надеюсь, это останется между нами?

– Мы же с тобой не первый день знакомы, – подбодрила подругу Тарасова. – Рассказывай.

И Елена Николаевна рассказала. Некто Котов явился к ней с необычной просьбой – поменять его ребенка, рожденного суррогатной матерью, на другого. Первой мыслью Елены Николаевны было указать просителю на дверь. Но тот поведал трогательную историю о жене, которая так ждет этого ребенка, так мечтает. А девочка родилась недоношенной, очень больной…

– И ты согласилась? – Тарасова не верила своим ушам.

– Не сразу. Но – да.

– Заплатил?

– Заплатил. Ань, ты же никому?

– Никому, – Анна Прохоровна покачала головой.

– Девочка сейчас у нас. Она и правда очень слабенькая. Конечно, если бы этот Котов ее взял… С его деньгами он бы ребенка спас.

– Но не взял, – сказала Анна Прохоровна и, допив одним глотком коньяк из рюмки, встала. – Ладно, Лена, поеду я. Пациенты ждут.

– Ты меня осуждаешь, – это был не вопрос, скорее утверждение.

Как она могла осуждать? Как бы поступила, если бы жила на небольшую зарплату? Гордо отказалась бы от денег или все-таки взяла, искренне благодаря судьбу? И потом, этот Котов от своей родной дочки все равно отказался бы. Не отдай Лена ему ребенка – в мире было бы две сироты. А так – на одну меньше. Как бы она поступила, окажись на месте этого Котова? Если бы у нее была возможность дать своему сыну здоровую дочку?

Они прошли в комнату с рядами детских кроваток.

– Хочешь посмотреть на девочку? – Елена Николаевна подошла к одной из кроваток.