Магистраль - Евгений Прошкин

— Это еще зачем?

— А как же нам, интересно, оправдать свою отлучку? Официально ты разыскивал беглого опера. Потому тебе и предоставили такие полномочия. Алика закрыли, а для всех остальных ты Прелесть не прятал — ты за ней охотился. К концу третьего дня поймал и привел. Получил поощрение.

— Не годится, — отрезал Олег. — Меняй программу. Не буду я этого делать… Ты что, спятил?! — взорвался он. — Я привожу ее в отряд?! Я же знаю, что с ней будет!

— Ликвидация. Зато у тебя по-прежнему безупречный послужной список. У Старикана чистая анкета, понимаешь? У тебя — чистая анкета!

— Можно как-то иначе.

— Так тоже хорошо, — спокойно ответил Алексей. — Есть в этом некая изюминка… Три счастливых дня… — пропел он фальшиво. — Ничего, второй вариант все же лучше, чем первый. Согласен, Олежек?

— Месть маленького человека, да?

— Ты и сам пока невеликий, Шорох. И, кстати, даже не человек. И никогда им не был.

— Меня это давно перестало пугать… — Олег вытащил револьвер. — А тебя что-нибудь пугает, творец?

Он направил ствол на мнемопрограмматор. Барабан с сухим щелчком провернулся и замер.

— Это тоже заложено? — спросил Шорохов.

— В программе есть все.

— Как паршиво звучит… «Все»!.. — Олег перевел «кольт» на Алексея. — И это заложено?

— В программе все, — медленно, почти по слогам повторил тот.

Олег снова нажал на спусковой крючок.

— После шоу мадам Криковой здесь остался только один патрон, — сообщил программист.

— Сам знаю… — Олег опять нажал. Выстрела опять не получилось.

— Еще две попытки, — изрек Алексей.

— Пять осечек из пяти возможны! Гад ползучий, гнида…

— При чем тут везение?

— А-а!.. Все под контролем!

Шорохов вдруг осознал, что так оно и есть. Он легко, двумя-тремя ударами, превратил бы морду этой сволочи в кровавый кисель, но мнемотехник вряд ли закладывал такой вариант. Скорее всего, в программе действительно еще пара бестолковых щелчков, и… Потом он отсюда стартует, секунда в секунду. Разыщет Асю — видимо, это будет несложно — и сдаст ее Службе.

Олег не верил, что способен на такую низость, но более того — не верил, что сможет этому воспротивиться. Уж очень показателен был опыт с его репликами, заранее выписанными на бумажку. В программе есть все, поэтому Алексей и не боялся. Он знал, что Шорохов не выстрелит.

«Наша программа — этото, что мы ДЕЛАЕМ…»

Умная девочка Ася… Откуда в ней это? Запертая в четырех стенах, она чувствовала противоречие между побуждением и возможностью. Олег же своей программы не ощущал… Потому, что он жил программой.

«Вели не верить Службе, то не верить и тебе».

Молодчина, Прелесть. Когда ты шла к соседнему балкону, у тебя был шанс сорваться, но был шанс и дойти. Остаться со мной — значит погибнуть стопроцентно. Мой следующий шаг, с точки зрения Алексея, уже совершен. Постарайся спрятаться получше, Прелесть, хотя, я все равно найду тебя. Это моя судьба. Она вся, целиком, в этом чемодане. То, что я принимал за жизнь до школы… и жизнь в школе… и жизнь после школы… И все мои открытия, мои разочарования, моя любовь и мой страх… Это все — прогон программы. И даже то, что я считал вторжениями… и их последствиями… Это лишь теневые магистрали. Жизнь — долгая, до девяноста двух лет… Она вся будет, словно репетиция чужой жизни, такой же фальшивой, как моя…

— Еще две осечки, да? — Олег дважды щелкнул барабаном. — А дальше?…

— Ты никого никогда не убивал, Шорох.

— Я спросил: что дальше?

— Дальше — патрон, — с иронией ответил программист. — Осталось меньше минуты. Приготовься.

Олег не двинулся, лишь рука с револьвером затряслась — все крупнее и крупнее, пока не начала ходить ходуном.

— Разделяю твое негодование. Но, в сущности, биография всякого человека представляет собой набор каких-то поступков, каких-то ситуаций… в основном иллюзий. И этот набор полностью определен еще до рождения.

— Не всякую биографию корректируют. Не всякому человеку сообщают, что он кукла не веревках.

— Ты еще и недоволен… А ведь Старикан валялся у меня в ногах… Ты, Шорох, валялся.

— Я только одного не пойму. Если меня скопировали со Старикана, и через шестьдесят пять лет я сам буду Стариканом… с которого меня и скопировали… Это же замкнутый круг! Где тут начало? Откуда я взялся?!

— Я бы тебе объяснил, — Алексей взглянул на часы, — нo уже не успею.

— Жаль, — сказал Шорохов.

«Кольт» глухо гавкнул, рука отскочила вверх, и Олег инстинктивно зажмурился. Открыв глаза, он увидел на стене за диваном веер пунцовых брызг и сползающий по глянцевому плакату клок волос.

Шорохов опустился на подлокотник рядом с прибором и достал сигареты. Потом с недоверием посмотрел на зажигалку Ивана Ивановича. Затем на свои ладони… И на поднятую крышку программатора.

Он, Олег Шорохов, продолжал жить. Вероятность того, что прибор попадет в нужную точку и будет использован по назначению, пока еще оставалась.

Сосредоточившись, Олег попробовал вытянуть из себя какое-нибудь побуждение… или смутное желание… или хотя бы намек. Он вышел из-под программы и теперь должен был ее как-то ощущать…

Желаний не было. Он курил, отстранение размышляя о том, нужно ли прятать тело, пока сам же не поразился обыденности этой мысли.

Олег воткнул окурок в каплю крови, как в чашку с недопитым кофе, и резко поднялся. Захлопнув мнемопрограмматор, он зажал его под мышкой и машинально проверил время. Ему нужно было уйти еще три минуты назад. Но это по программе. А программы у него больше нет…

Шорохов снова прислушался к себе. Он был свободен. Как ни один человек на Земле — свободен. И если уж он не исчез, не сгинул в нерожденной магистрали, то должен был испытывать счастье… или несчастье?… Он должен был чувствовать хоть что-то…

Олег подошел к двери, взялся за ручку и закрыл глаза.

Нет. Ничего.

В жестяной кишке воздуховода ныл сквозняк, других звуков не было. Не жужжали резаки, не стучал по матрице гидравлический пресс. Лампы не горели. От дверного проема развернулся широкий сноп света, терявшийся где-то близко в застоялом воздухе. Лишь на полу лежал неясный разбавленный конус, точно с порога опрокинули ведро серой краски.

Холодно… Шорохов поискал на стене выключатель и не нашел — ни выключателя, ни рекламных плакатов. Цех был пуст. В углу зиял черный квадратный глаз вентиляционной трубы, по краям тяжело покачивалась сальная бахрома многолетней пыли.

Словно засомневавшись, туда ли он вышел, Олег опять заглянул в каморку. Программист все так же сидел на диване — раскидав ноги и обратив лицо к потолку. Лицо абсолютно уверенного человека, не успевшего даже удивиться.