Тварь 1. Графские развалины - Виктор Точинов

6

Связаться с психиатрической больницей Кравцову не удалось. На звонки по двум обнаруженным в записной книжке номерам никто не отвечал. Возможно, оба аппарата стояли в запертом по праздничному времени кабинете главврача. Возможно, за семь лет номера изменились.

Оставалось ждать вестей от Костика.

До вечера тот выходил на связь трижды, с промежутками около часа. Содержание сообщений оставалось тем же: ищем, след не потерян, – но тон раз от разу становился все мрачнее.

Ближе к сумеркам появился сам – хмурый, злой, но не потерявший уверенности в окончательной победе. Бросил только: «Недооценил я гаденыша…» – и не стал раскрывать подробности. Вместо этого начал задавать вопросы. Много вопросов…

И после получасовой беседы с ним (а говоря начистоту – допроса) Кравцов почувствовал себя, как женщина, возвращающаяся с аборта, – вывернутым наизнанку и выскобленным до донышка. Особенно «охотника» заинтересовали случаи в пещере и на ракетодроме – о них он еще не знал.

Наконец Костик сложил карту и сказал:

– Все выезды из района прикрыты плотно, а результатов нет. Не знаю почему, но покидать здешние места ваш дружок не желает… Ходит кругами, как привязанный. Значит, скоро заляжет на ночлег – на ногах он вторые сутки. И я до него доберусь. Этой ночью.

Тут у него запищала рация и почти одновременно запиликал мобильник. Переговорив с обоими собеседниками, Костик резко засобирался – опять-таки не желая выдавать подробности предстоящей ночной охоты. Разговоры состояли сплошь из кодовых фраз – Кравцов понял лишь, что кто-то где-то видел каких-то туристов…

7

Народная мудрость гласит: что за семья без урода? Уродом (в хорошем смысле) в крепко закладывавшем за воротник семействе Козырей-Ермаковых был почти непьющий Пашка. Но сегодня гены взяли свое, какой-то внутренний тормоз сломался. Ладно хоть бизнесмен Ермаков не отправился в магазин за дешевым пойлом, – бар у него отличался богатым выбором напитков на любой вкус, Кравцов заметил это еще во время вчерашнего визита…

Вчерашнего?!

С изумлением он понял – действительно, прошло чуть больше суток. Но пропасть между этими сутками пролегла для Кравцова не менее глубокая, чем между 21 и 22 июня сорок первого года для его предков.

Пашка пил.

Пытался рекрутировать в собутыльники Кравцова – тот наотрез отказался. Двоим бойцам (их оставил тут Костик, отправившись продолжать охоту) не стоило и предлагать. Пашка втянул в пагубное занятие Мишу-охранника – Костику тот не подчинялся и отказать принципалу не смог.

Наблюдать за тоскливым зрелищем Кравцов не стал. Вышел на улицу, послонялся по внутреннему дворику, не зная, чем заняться. Думать ни о чем не хотелось.

И тут в кармане запищал вызов мобильника.

Ответив и услышав слабый голос, доносящийся сквозь помехи словно из другой галактики, Кравцов едва не выронил крохотный аппарат. Но не выронил, усилием воли стиснув ослабевшие пальцы.

– Наташка???!!! Ты жива???!!! – Ничего более умного в этот момент ему в голову не пришло.

Она сказала что-то совсем уж неразборчивое, Кравцову и не требовался очевидный ответ – требовалась короткая пауза, чтобы прийти в себя и понять: ЧТО ДЕЛАТЬ??? Ведь могло быть, что она добралась до телефона на считанные секунды…

Он бегом рванул в глубь сада, подальше от дома – сильные помехи для мобильной связи давали как раз рации, которыми пользовались бойцы Костика.

На бегу он сформулировал главный вопрос, который и выкрикнул в трубку:

– Ты где??!! Точно место назвать можешь??!!

Вдалеке от дома слышимость стала на пару порядков лучше. Различались не только слова, но и тон говорившего. Голос Наташи звучал спокойно, печально и очень устало.

– Я в… – начала она и не договорила. – Это сейчас не важно, Леонид. Я просто ушла от мужа. Такое иногда случается.

Он не понял ничего. От мужей жены порой действительно уходят. Но за их спиной не остаются трупы с перерезанными глотками…

Неужели она звонит, глядя на клинок, приставленный к горлу ребенка?

Не похоже… Никак не смогла бы мать в подобной ситуации говорить так спокойно…

Вопросы теснились в голове, Кравцов с трудом рассортировал их, выделив главное. Спросил:

– Что с детьми? Где… тот человек? Это Сашок?

– Дети спят, умаялись. Где Сашок – это действительно он – я не знаю. Мы расстались несколько часов назад.

– Я ничего не понимаю… – признал Кравцов честно и растерянно. – Расскажи по порядку.

– Все просто. Сашок позвонил, представился, попытался напомнить, кто он, но я и так все прекрасно помнила… Разве забудешь… Предложил встретиться. Поговорить. О чем нам было разговаривать? – так я ему и ответила. Он сказал: есть о чем. Сказал такое, что я поехала вместе с детьми – потому что не знала: вернусь или нет, если все окажется правдой… Отделаться от наших горилл не удалось, одна увязалась со мной… Я поняла после телефонного разговора: Павел в панике, не знает, что делать, когда и если все выплывет наружу… И его гориллоиды меня не охраняют но сторожат. В общем, мы встретились с Сашком – и то, что я смутно подозревала все эти годы, подтвердилось. Все стало на свои места – легко и просто. Я решила не возвращаться, а Сашок помог мне, как он выразился, оторваться … Детям он, кстати, очень понравился. Вот и все, дальнейшие подробности не важны…

– Ты не представляешь, как рисковала… Сашок – псих. Крайне опасный псих!

– Мне так не показалось, – сухо сказала Наташа. – Тринадцать лет назад у него были причины, чтобы сорваться, – вполне веские. Сейчас он здоров. Его вылечили и выписали.

– Если бы! Он сбежал, имитировав собственную смерть!

– Про это тебе рассказал Павел? – спросила Наташа еще суше. – Я советую, Леонид: если не имеешь возможности проверить, что он говорит, – не верь. Иначе… В общем, кое для кого это плохо заканчивалось. Очень плохо.

Кравцов хотел сказать, что своими глазами видел свидетельство об инсценированной смерти, и вдруг понял: Наташа права, никакой это не аргумент. Он и сам мог бы состряпать нечто подобное, недолго повозившись с ксероксом и с документом о смерти, например, любимой бабушки…

Но ведь было и еще кое-что…

– А охранник? Тот, что поехал с тобой? Ты знаешь, что с ним стало?

– Откуда? Думаю, не дождавшись нас, стал названивать хозяину. И получил от того фитиль за ротозейство…

– Нет. Его убил Сашок. Перерезал глотку.

– Тебе солгали… Сашок никуда не отлучался от меня и детей. И к машине не возвращался.

(Ни Кравцов, ни Наташа так никогда и не узнали, что последним связным зрительным впечатлением «студента-борца» стал заплутавший мотоциклист, наклонившийся к окну «Оки» и спрашивающий дорогу на Спасовку. Потом – на долю секунды – охранник увидел нож, несущийся к его горлу, но сделать ничего не успел. Потом был непроглядный красный туман, мешающий что-либо видеть. Потом не было ничего.)