Дочери Рима - Кейт Куинн

— А твоя семья? Что ты расскажешь о ней? — поинтересовалась Корнелия и слегка приподнялась на локте.

— Я вырос в Тоскане. — Друз лежал на спине, заложив руки за голову. — У моего отца была винная лавка. Три года назад он сумел купить себе пропуск в сословие всадников, — поспешил добавить он, словно в свое оправдание.

— В сословие всадников? — улыбнулась Корнелия. — Это хорошо.

— То есть это лучше, чем спать с обыкновенным плебеем, — Друз, шутя, ущипнул ее за бедро.

— Будь ты плебеем, все наши с тобой встречи были бы не просто неразумными, но и преступными. — И Корнелия взялась перечислять законы, запрещающие тесное общение между патрициями и плебеями. Однако Друз прервал ее, впившись ей в губы поцелуем.

— Зазнайка. Но я прощаю тебя, хотя бы ради ямочек на твоих щеках, — и он прикоснулся губами сначала к одной, затем к другой. — Ты же знаешь, как часто я старался вызвать у тебя улыбку, когда ходил за тобой, будучи в карауле. И все из-за этих ямочек. Они такие глубокие, что в них легко поместится мой палец.

— Так как там твоя семья? — напомнила ему Корнелия.

— Ах да, моя семья. Теперь у моей матери есть дом с атрием, чем она страшно гордится. А моя младшая сестра найдет себе достойного мужа, чем мы все будем очень гордиться. Мой старший брат легионер. Сейчас он служит где-то в Дакии. Он наверняка мог бы подняться по службе, но ему это не интересно. Он просто любит военную жизнь.

— То есть ты гордость и радость своей семьи? — Корнелия погладила его волосы. — Центурион преторианской гвардии в тридцать четыре года! Им есть, чем гордиться.

— Было чем, — улыбки Друза как не бывало. — Я не общался с ними весь этот год. Не хочу, чтобы они пострадали из-за меня.

Корнелия молча поцеловала его. Быть вышибалой в лупанарии, и это после того, как он охранял во дворце самого императора! Она не сомневалась, что Друз до сих пор глубоко переживает свой позор.

— Значит, твоя сестра скоро выйдет замуж? — уточнила она, меняя тему разговора. — У нее уже есть возлюбленный или мужа ей ищут родители?

— Нет, у нее самой уже есть жених на примете, — улыбнулся Друз. — Сын судьи. Конечно, отец предпочел бы, чтобы она вышла замуж за эдила, но сестра, наверняка, настоит на своем.

— Думаю, было бы лучше, если мужа ей подыскал отец, — заявила Корнелия. — Юные девушки даже платье толком выбрать не могут, не говоря уже о муже. Кстати, это касается не только девушек. Ты когда-нибудь видел, что кто-то сам делал разумный выбор? Нынешний выбор Лоллии — это раб из Галлии. А Диана скорее выйдет замуж за жеребца, чем за мужчину.

— Мой выбор — это ты. — Друз убрал от шеи Корнели ее влажные от пота волосы и намотал себе на руку. — Моя семья пришла бы в ужас. Где это видано мечтать о патрицианке, женщине из рода Корнелиев? Так что ты права. Люди, если решают сами, обычно делают неправильный выбор.

— Верно, — согласилась Корнелия и поудобнее устроилась с ним рядом. — За меня решал отец, и я осталась довольна его выбором.

— Сенатором Пизоном?

Корнелия кивнула. Пока что никто из них не решался произнести вслух это имя. И вот теперь Друз сделал это первым. Его рука замерла.

— Ты… ты часто о нем думаешь?

— Здесь — нет, — Корнелия провела пальцем по его груди. — Здесь только мы с тобой.

— Да, потому что в этой каморке больше никто не поместится. Даже блоха.

— Ну, для блох место всегда найдется! Моя горничная вечно находит их в складках моих платьев и жалуется. Еще одна причина для подкупа, лишь бы она держала язык за зубами!

Друз рассмеялся и притянул Корнелию ближе. Однако по дороге домой, пока носильщики паланкина трусили по пыльным римским улицам, Корнелия вновь задумалась о Пизоне. Она даже не заметила, как мысли о нем просочились в ее сознание.

И вот уже восемь месяцев, как его нет в живых. Если бы заговор Отона провалился, к этому времени Гальба умер бы естественной смертью, и Пизон стал бы императором. Император Кальпурний Пизон. Корнелия представила, как он обращается к сенату. Как приветствует толпу. Чего бы он никогда не делал — это заниматься любовью с женой среди бела дня. Во-первых, это неприлично, а во-вторых, времени на это у него тоже не было бы. Случись ему увидеть супругу с растрепанными волосами, он наверняка бы нахмурился. Но, с другой стороны, где это видано, чтобы супруга цезаря ходила непричесанной? Ведь она была бы императрицей Рима. Она бы гордо передвигалась по римским улицам в дорогом паланкине, увешанная с головы до ног драгоценностями, а не бегала бы тайком по грязным переулкам, а гордый центурион за ее спиной был бы просто центурионом, и никем больше.

Прости меня, мысленно взмолилась Корнелия, обращаясь к покойному мужу. Прости. Впрочем, она сама толком не знала, за что просит прощение. Пизона нет в живых вот уже восемь месяцев. Можно сказать, целую вечность. Но она до сих пор представляла себе его благородное лицо, его крепкое, поджарое тело под аккуратными складками тоги, его красивые, ухоженные руки, его сдержанную улыбку. Он ужаснулся бы, если бы увидел меня сейчас. Его благовоспитанная, целомудренная жена, которая стыдливо торопилась натянуть на себя простыню после выполнения супружеского долга. Такая спокойная, такая безупречно-аккуратная. И вот теперь она, словно помешанная, готова в любое время дня и ночи броситься в объятья бывшего телохранителя, чтобы потом в луже пота лежать обнаженной на грязных простынях, на узкой, продавленной кровати в тесной каморке, пропитанной запахом плесени.

Нет, Пизон наверняка бы пришел в ужас, вновь подумала Корнелия. Он сказал бы, что я веду себя как Лоллия, как ветреная женщина.

С другой стороны, Пизон, останься он жив, наверняка бы пришел в ужас от всего того, что произошло в течение этого года. Императоры сменялись один за другим, патрицианские семьи в Риме шарахались от одной партии к другой, не зная, у кого им искать благоволения, уважаемые государственные мужи с незапятнанной родословной вроде сенатора Марка Норбана гнили за решеткой, в то время как гнусные плебеи вроде Фабия Валента чувствовали себя хозяевами положения. Вот что наверняка привело бы его в ужас. Но если весь мир сошел с ума, может, он простил бы собственную жену? Даже если бы Пизон ужаснулся, он все-таки был бы рад, зная, что счастлива?

Между тем незаметно подкрался сентябрь. Марцелла сообщила, что мезийские легионы присягнули на верность Веспасиану, и Вителлию ничего другого не остается, как вступить с ним в войну. Тем не менее в императорском дворце каждую ночь шумели пиры, и пьяный Вителлий уверял, что разгромит противника в два счета. Однако в Риме было неспокойно. Еще бы, ни для кого не секрет что Фабий Валент уже собирает армию. Тревога владела всеми кроме Корнелии и, как поняла она как-то раз знойным днем, еще одного человека.

— Я видела тебя вчера, — сказала она Диане как-то вечером, когда они приготовились отправиться на императорский пир и теперь ждали остальных. Марцелла появилась как обычно без каких-либо украшений. В свою очередь, Лоллия заявила, что патрицианке это не пристало, и потащила ее назад в комнату, чтобы украсить серьгами и брошками. Затем Корнелия и Диана остались одни.