Цена зла - Оливия Александер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то мне подсказывает, что мне будет нелегко вытянуть из нее правду.
Вот почему, как только я закончил с Рэтом, я подошел к допросу ее с такими крайними мерами. Пролить кровь и напугать ее так, как это сделал я — это то, что я приберегаю для худшего из худших. Закоренелые преступники, которые не хотят говорить без серьезной боли, чтобы развязать языки.
Безопасность клуба — вот что имеет значение. Я не могу позволить тому, что было между нами, помешать этому. Я должен быть твердым. Холодным. Жестоким.
Сейчас, когда я стою перед ней и смотрю на ее обнаженное, сочное тело, это помогает напомнить себе, что я, возможно, позволил себе лечь в постель с кем-то, кто связан с тем, кто хочет навредить моему клубу, может превратить всю нашу жизнь в прах.
Адамсон — грязный парень, и у меня такое чувство, что я не до конца понимаю насколько он грязный. Любой, кто связан с ним — это проблема. Она взломала мою броню и проникла мне под кожу. Предательство пронзает меня насквозь, обжигая, как солнце. Она обманула меня.
Я позволил этому знанию проникнуть в мой мозг, стирая любые защитные импульсы, которые, кажется, вспыхивают вокруг нее. Я не могу принимать все, что она говорит, за чистую монету. Я не могу доверять ей, и я не могу позволить ей добраться до меня, какой бы милой, невинной и уязвимой она сейчас ни выглядела.
Я расскажу тебе все. Вот что она сказала. Поэтому я стою там, скрестив руки на груди, и жду правды.
Эмма на долгое мгновение закрывает глаза, словно подбирая слова. Когда она открывает их, ее мягкие, темные глаза прикованы к моей груди.
— Посмотри на меня, — приказываю я. Я хочу видеть каждую эмоцию и все страдания, которые я причиняю ей.
Ее глаза не отрываются от моей груди.
— Посмотри. На. Меня.
Ее глаза устремляются на меня. Ее розовый язычок высовывается, чтобы облизнуть губы. Мой член дергается в ответ, и я представляю, как вместо этого этот маленький язычок лижет меня.
Черт, я больной ублюдок.
Я жду, когда она заговорит. Она прерывисто вздыхает.
— Ты был прав, — говорит она тихим голосом. — Я от кого-то убегала.
— Ты уже говорила мне это, воровка. Тебе придется придумать что-то получше.
Она панически вздыхает. — Это религиозный орден.
— Что ты имеешь в виду под религиозным орденом? Кто они такие? — требую я.
— Это патриархальный порядок, ясно? Это Колония. Та, которая следует чрезвычайно архаичным правилам.
— Какого рода правила? — черт, вытащить это из нее — все равно что вырвать зубы.
Ее грудь несколько раз вздымается, глаза влажные. — Никаких современных технологий. Никаких посторонних. Никакого участия правительства, кроме тех случаев, когда у нас нет выбора.
— Ты имеешь в виду что-то вроде общины амишей (прим. перев.: Религиозное движение, зародившееся как самое консервативное направление в меннонитстве и затем ставшее отдельной протестантской религиозной деноминацией. Амиши отличаются простотой жизни и одежды, нежеланием принимать многие современные технологии и удобства) или что-то в этом роде?
— Нет. — Она обиженно улыбается. — Даже близко нет. У прихожан-амишей есть выбор следовать своим убеждениям или нет. Им разрешено уйти. А нам — нет.
— Ты была в плену?
— Да. Я сбежала. В ту ночь, когда я украла эти чаевые из Логова Дьявола, там был один из дьяконов. Он нашел меня. Я украла деньги, чтобы поскорее смыться из города, прежде чем он сможет утащить меня обратно в Колонию.
Пока она говорит, ее так сильно трясет, что локоны, свисающие перед ее лицом, дрожат. Черт меня побери, кем бы ни были эти люди, она их боится.
Желание убрать эти шелковистые мягкие локоны, чтобы предложить ей хоть какое-то утешение, почти болезненно. То, что она говорит, звучит так безумно, что это должно быть ложью. Это также вызывает слишком много вопросов, чтобы их можно было сосчитать.
Я медленно покачиваюсь на каблуках. — И кто же эти люди?
— Они называют себя Его Святым Миром.
Услышав это имя, я просто представляю себе Рэта там, в его Диспетчерской, его пальцы так быстро летают по клавишам, что с клавиатуры идет дым.
Мои руки крепче сжимаются за спиной. Я сохраняю свой голос сухим и холодным, не оставляя ни малейшего намека на то, верю я ей или нет. — Почему я никогда не слышал об этом ордене? Где это? Кто им управляет?
Она делает глубокий вдох, и эти темные пряди волос дрожат еще сильнее.
— Они в Нью-Мексико. Им управляет основатель министерства… — Она сглатывает, переставляя ноги, которые едва касаются пола. — Им управляет старейшина Дэвид Гилд.
Гилд. Это имя ни о чем не говорит.
— Если вы не допускаете посторонних, как вы поддерживаете это место на плаву? Как вы получаете деньги?
Она напрягается, и я вижу, что мой скептицизм заставляет ее нервничать.
— Каждые несколько лет избранные члены церкви ищут подходящих кандидатов для вступления в стадо. Уязвимые люди, которым, как они знают, можно промыть мозги, чтобы они следовали их правилам. — В ее голосе слышится гнев. На людей, которые втягивали в орден, я полагаю.
Я в отчаянии поднимаю глаза к потолку. — Но если эти люди в плену, почему их никто не ищет?
— Потому что. Они выбирают людей, которые отчаянно нуждаются в своем месте, людей, которых они знают, у которых нет сильной системы поддержки. — В ее глазах отражается печаль. — Министерство исключительно хорошо изолирует людей от всех, кто может создать проблемы. Они медленно отрезают их от остального мира, а затем постепенно заставляют их поверить, что Колония — единственный способ спасти их от мира, который слишком коррумпирован для них.
Я обдумываю ее слова. Это звучит неправдоподобно, такую историю кто угодно мог бы придумать, чтобы выпутаться из неприятностей.
Я опускаю руки и повторяю свой последний вопрос. — Как вы зарабатывали деньги?
— Некоторые из высших членов управляют предприятиями, которые обслуживают внешний мир. В основном они фермеры. У них есть связи, люди, которые знают, как держать их вне сети, чтобы правительство не слишком пристально следило за их деятельностью.
— Но если никому не разрешается уходить, как они поддерживают контакт с людьми, которые покупают их дерьмо?
Она снова облизывает губы. — Только определенным членам разрешается уходить, и только на короткий период времени. Члены, владеющие бизнесом, получают электронную почту, которая строго контролируется, и доступ имеют только избранные члены.
— Какого рода члены?
— Самые высокие члены. Пасторы. Дьяконы. Те, кто пробыл там достаточно долго, чтобы им доверили не разглашать секреты Колонии.
Я развел руками. — Там, должно быть, сотни членов. Как этот Дэвид Гилд держит всех в узде?