Исчезнувший фрегат - Хэммонд Иннес

Айан тут же заметил, что это довольно далеко к западу от того места, где застрял «Эндьюранс», и я понял, что не только Ангел хорошо подготовился к этому разговору.

— Восемнадцать месяцев, вы говорите…

Он вытащил с книжной полки «Юг» Шеклтона и сразу же открыл карту в конце книги, где был показан маршрут дрейфа «Эндьюранса».

— Если ваш корабль подвергся такому же дрейфу в сторону севера, то к настоящему времени он должен уже освободиться ото льда и быть где-то за Землей Грэхема.

— Или пристал к берегу, — сказал Ангел.

— Да. Или разбит отколовшимся от шельфового ледника Ронне айсбергом. — Он произнес «Роннэй». — Или затонул, — продолжал он, — или просто раздавлен паковым льдом. Так как же вы предлагаете его искать?

При общем молчании Ангел стоял и, глубоко задумавшись, смотрел в карту.

— Ну?

— Предоставьте это мне. Я найду его.

— Но как, приятель, как?

— Это уже моя проблема.

— И вы уверены, что найдете его?

Ангел кивнул, и Айрис ввернула вопрос, который и у меня самого вертелся на языке:

— Ты знаешь, где он, не так ли? Ты же мне сам об этом говорил.

После недолгого замешательства он развернулся и вышел на палубу.

— Если знаешь, почему нам не говоришь? — крикнула ему в спину Айрис.

Раздвижная дверь со стуком закрылась, и она обернулась к Айану:

— Что думаете? Он знает или просто водит нас за нос?

Айан пожал плечами:

— Я знаю не больше вашего, дорогая моя, но если он все же знает, то это значит лишь одно — останки корабля неподвижно прикованы льдом к берегу. Я прав?

Он обернулся ко мне.

— Вы согласны, что если он знает координаты корабля, то совершенно уверен в том, что сковавший его лед не дрейфует?

Я кивнул, и он продолжил:

— А если он не дрейфует, то его что-то удерживает, а это может быть только береговая линия. Согласны?

— Да, — подтвердил я.

Он снова обратился к Айрис:

— Так что подождем и посмотрим. Приглядывайте за ним, оба.

Мы вступили в область пакового льда на второй день после Нового года в сопровождении двух горбатых китов. Мы шли тогда под косыми парусами, убрав прямые паруса и привязав спущенные реи вдоль бортов. Направляясь к югу, мы слишком отклонились в восточную часть моря Уэдделла. Течение, несущее воды по часовой стрелке, по-прежнему нам помогало, а благодаря ярко сияющим во время все более коротких ночей звездам у меня была возможность сделать все необходимые замеры и безошибочно определить наше положение.

Накануне нам повезло с ярким отсветом паковых льдов в небе, и нам было видно, где впереди пролегают коридоры чистой воды между ними. Мы выбрали самый большой, более мили в ширину, и лед по его берегам уже истаял за долгие дневные часы до состояния крошева. Установились превосходные условия для плавания: стабильный северо-западный ветер силой в три балла и почти полное отсутствие волн, только медленное колебание. «Айсвик» весело скользил на скорости в шесть-восемь узлов, и все мы на его борту пребывали в очень расслабленном настроении.

С севера на юг море Уэдделла простирается едва ли не на тысячу миль, и, следуя курсу, продиктованному Ангелом, не прямо, а виляя от одного разводья во льдах к другому, зачастую с кем-то из нас наверху мачты, корректирующим курс корабля, нам удавалось сохранять направление движения под углом в 192 градуса. Линия нашего курса рассекала берег таким образом, что Британская антарктическая станция в бухте Хелли оставалась далеко на востоке, проходя даже западнее бухты Васель на Берегу Луитпольда, на расстоянии не более ста миль от того места, где «Эндьюранс» Шеклтона застрял во льдах 18 января 1915 года.

По мере того как мы приближались к югу, на наше продвижение все более и более оказывали влияние льды, которые становились толще, были менее истаявшими, а проходы между ними все уже. Двенадцатого разразилась буря. Настоящая антарктическая метель засыпала нас мокрым снегом, облепляющим рубку и мачты, а когда наступила короткая, но холодная ночь, нам пришлось счищать его ледорубами. Поскольку у нас множество грузов было на палубе, существовала опасность того, что центр тяжести сместится слишком высоко и корабль потеряет устойчивость. Мысль о том, что мы можем перевернуться в этих водах посреди ночи, при заметающем снегом ветре, в порывах доходящем до семидесяти узлов, меня совсем не радовала!

Как только буря улеглась и небо прояснилось, весь окружающий нас скованный льдом мир стал тихим и прекрасным. Этот эпизод лета продлился четыре дня, и при отсутствии ветра нам пришлось идти на двигателе, большей частью курсом на юг, к чему нас принуждали коридоры свободной воды. Однако вести корабль было утомительным занятием: лед был настолько ослепительно белым, что отраженный свет, казалось, выжигает глаза даже через темные стекла солнцезащитных очков.

Девушки решили воспользоваться ярким солнцем и, вооружившись флаконами с кремом от ожогов, скрылись за ширмой, которую они соорудили себе из брезента у левого борта перед грот-мачтой. Через какое-то время, забыв об этом, я забрался по выблёнкам наверх посмотреть, не оканчивается ли сужающийся проход между льдами тупиком. Оказалось, что тупика впереди нет, а коридор круто заворачивал к востоку, к окруженному льдом озеру, от которого несколько темных линий разводья шло далее, к югу.

Убедившись, что впереди путь свободен, я минуту постоял там, балансируя на бейфутах рея и наслаждаясь бескрайними ледяными просторами, солнцем и ветром, который возникал от нашего движения вперед. Я наблюдал за медленными всплытиями и погружениями пары косаток, так называемых китов-убийц, их белые брюхи казались грязноватыми в сравнении с сияющей белизной просторов, среди которых они резвились. Сбоку от нас вынырнул тюлень, и, наблюдая, как он плывет к рассекаемой носом нашего корабля волне с левого борта, я закончил тем, что устремил взгляд прямо вниз на две отгороженные парусиновой ширмой фигуры с блестящей от крема кожей. Они лежали животами вниз, красота и невинность были в полностью открытой моему взору их совершенной наготе, и я замер, боясь даже дыханием нарушить эту прекрасную картину.

А потом одна из них зашевелилась. То была Айрис. Она перевернулась на спину, глядя прямо на меня. Улыбнувшись, она помахала мне рукой, и я поспешил вниз, смущаясь своей неожиданной эрекции. Скорее всего, тогда я и сам уже был слегка в нее влюблен.

Видимо, благодаря мыслям особого сорта, которые бродили в моей голове, я не был шокирован и даже удивлен тем, что поздно вечером того же дня Ангел подошел к Гоу-Гоу и положил руку на ее ягодицы. У левого борта я помогал Нильсу перекачивать керосин в бидон из бочки на палубе. Солнце только что зашло, разлив ярко-оранжевое зарево над горизонтом. Небо пересекали туманные белые полосы, перемежающиеся холодным бледно-зеленым свечением. Было очень красиво, и, когда бидон наполнился, я, распрямив спину, стоял и любовался небесными красками в духе Уильяма Тёрнера. Гоу-Гоу собирала постиранные вещи, прищепками прикрепленные к перилам. Она склонилась, и ткань джинсов туго обтянула ее зад. Ангел нарисовался темным силуэтом на фоне неба и протянул руку для ласки.