Исповедь демонолога - Мария Николаевна Сакрытина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не мог больше этого слышать. Отступать она не собиралась, и просьбы бы не помогли. Поэтому я осторожно закрыл ей рот ладонью – и она тут же ее поцеловала.
Я не понимал, что с ней.
– Элизабет… Ваше Высочество… Я вас не люблю.
Она поймала мой взгляд.
– Я знаю. Это не важно. Моей любви хватит на двоих, только…
– Нет.
Я встал и осторожно поднял ее – она тут же прижалась ко мне, дрожа. Жаль? Да, мне было ее жаль. Немного. Когда же, моя принцесса, я перестал быть для тебя игрушкой?
– Ваше Высочество, я уезжаю.
– Я поеду с тобой! Куда угодно…
– Нет, принцесса. Пожалуйста. Вы найдете себе кого-нибудь намного лучше меня. Вот увидите.
Она заплакала и вцепилась в меня.
– Нет! Не пущу! Слышишь? Я сейчас же пойду к отцу и скажу, что хочу за тебя замуж! Сейчас он не откажет! Мы поженимся, Элвин, только представь! Ты будешь герцогом, ты…
И когда я с ужасом понял, что заставить ее меня отпустить не получится, как рядом раздалось:
– Боги, Бэтси, ты выглядишь жалко.
Элизабет содрогнулась. И крикнула:
– Я его тебе не отдам! Он мой! Мо… – У нее перехватило голос.
Еще бы: у колонны рядом с Шериадой стоял Повелитель и улыбался во все клыки.
– Ты смотри, куколка, кто-то и такого слабака любит. Как любовь-то зла! – Он шагнул к нам. – Милочка, ты не в моем вкусе, но выпить эту горькую любовь я не откажусь: моя горчит не меньше. Иди ко мне.
Элизабет, зачарованная, шагнула к демону. Я поймал ее за руку, потянул к себе:
– Не надо!
– Руадан, в самом деле, – добавила Шериада. – Не при мне же.
– Ревнуешь, куколка?
– Иди в бездну. Я серьезно: катись отсюда. У тебя, кажется, много дел?
Повелитель вздохнул:
– Увы, это так. – Он картинно поклонился Элизабет: – Что ж, прости, милочка, как-нибудь в другой раз. Впрочем, ты и правда не в моем вкусе. Прощай, куколка. До встречи, демонолог.
Он красиво растворился в воздухе, и последней исчезла его тень, густая и черная. Исчезла, словно нехотя, и то, лишь когда Шериада на нее наступила.
– Давай сюда эту дуреху. Ишь выдумала: замуж! У тебя другая судьба на роду написана, Бэтси. Элвин, возвращайся в карету. Я сейчас пришлю Рая, разберусь с моей кузиной и присоединюсь к вам.
– Госпожа, пожалуйста, она не виновата…
– Я понимаю. Ты тоже. Между прочим, Элвин, мое предложение остается в силе: если вдруг захочешь стать герцогом, ради бога, женись на этой дуре. Но предупреждаю: счастья тебе этот брак не принесет.
– А карьера демонолога, госпожа?
– А это уже от тебя зависит.
Надо же, еще месяц назад я счел бы за великую удачу стать супругом принцессы. Да, я ничего не чувствовал к Элизабет, но это означало положение, власть… Возможно, свободу.
Сейчас мне хотелось большего – силы. И, кажется, у меня был шанс ее получить.
– Я, пожалуй, попробую стать демонологом, госпожа.
– Ну и чудесно. – Шериада покрепче обняла Элизабет. – Иди, пока эта дуреха снова не завелась. Она сейчас очнется.
Я кивнул, отвернулся и направился к парадному крыльцу, где уже ждала карета.
Не дай бог мне когда-нибудь полюбить безответно! Шериада права: это и правда жалко. Права она была и насчет Элизабет. Со мной она не была бы счастлива и не стала бы такой, какой я знаю ее теперь. Но об этом позже.
Глава 11
Мои первые дни в Междумирье можно сравнить с испугом младшеклассника, которому на экзамене досталась задача с двумя неизвестными и логарифмом вдобавок. А чтобы совсем беднягу замучить, вместо спасительного наводящего вопроса экзаменатор на голубом глазу просит:
– Расскажите, что такое дисперсия.
Я чувствовал себя совсем как этот мальчишка: что-то где-то я читал и, кажется, слышал. Но для ответа этого было недостаточно.
Однако провал на экзамене в младшей школе значит лишь пересдачу. Провал же в Междумирье приравнивается к смерти.
Отправляя меня на учебу, Шериада сдержала слово: она снабдила меня всем необходимым. Амулеты, зелья, бумага, перья, даже деньги.
Она только не рассказала, что в Междумирье, как и в Нуклии, среди магов существует забавный обычай: «выпивать» слабого. Они же все помешаны на силе: это константа их жизни, сердце, точка, в которой сходятся оси координат. Святая цель волшебника: стать настолько сильным, насколько вообще возможно. Не только их иерархия строится на этом «маленьком пустячке». Нет – вся их жизнь.
То же, как я читал, проделывают некоторые животные: тигры, например, съедают чужих тигрят, если они случайно заглянут на их территорию. Спасают себя таким образом от будущего соперничества.
У каждого волшебника есть что-то вроде потенциала, конечного объема силы. Я представляю это как полную бутылку вина. У одних бутылки побольше, у других – поменьше. Впрочем, нет – бутылки сами ограничивают объем жидкости, которая в них поместится. Потенциал магов может искусственно увеличиться, если «выпить», забрать магию у себе подобного. Человеческие жертвоприношения тоже помогут, но для этого надо убить уйму народа. Это непрактично, считают в Нуклии. Зачем? Можно завести ученика, выкормить его… На убой, потому что потерявший силу маг непременно умирает. К тому же чаще всего магию «сосут» именно в момент убийства. Так, естественно, надежнее: жертва слаба и не сопротивляется.
Культ силы свято чтут, поэтому убийство мага не считается в Междумирье преступлением. Там вообще интересный закон, который сводится к одному: если ты сильный, тебе можно все. Особенно по отношению к тем, кто на эту силу посягает. Я видел, как Повелительница убила своего лорда, который всего лишь посмотрел на нее с вызовом. Даже на моем прогнившем от своеволия аристократов Острове такое посчитали бы сумасшествием.
Шериада позабыла мне об этом сообщить. Я понятия не имел, что отправляюсь в мир, в котором буду как роскошное блюдо для крестьян в голодный год.
Впрочем, принцессу можно понять. Она пришла из Нуклия, его порядки наверняка казались для Шериады единственно верными и общепонятными. Как то, что черный – цвет магии, а не знак титула и высокого рода.
Она, быть может, тоже думала: если я не выживу, значит, недостоин. Так в Нуклии и Междумирье рассуждают все. Ничего удивительного.
Жара с непривычки ударила мне в голову.
В Междумирье царит вечное лето. Я шагнул из портала в гостиную общежития и мгновенно взмок, а голова