Игра в чужую жизнь - Елена Гриб

Но неужели она еще жива?

Ванис попытался сосредоточиться на плетении заклинаний, однако с удивлением понял, что нервничает. Петли выходили сплошь кривые да покореженные, такими только крестьян пугать, а не воевать со Странным Лесом. Проклятье!

Маг глубоко вздохнул и направился в стан паломников.

* * *

Сердиться – очень трудное, муторное и совершенно неблагодарное занятие. В этом девушка убедилась на собственном печальном опыте. Решив после памятного «желания» метаморфа полностью того игнорировать, она столкнулась с первой проблемой: ввиду ухода расстроенного Марка в загул (а огорчило его отношение Зелины) поговорить хотя бы о погоде стало попросту не с кем. Император своими отцовскими обязанностями пренебрегал, предоставив «дочери» свободу, эльф с некоторых пор уже не проявлял былого дружелюбия и заботливости, в чем Лин не могла его винить, а Крезин и раньше держался особняком, не пытаясь перейти некую границу, отделявшую случайного попутчика от хорошего знакомого. Кстати, после того, как скоропостижно скончался гартонский король и Геданиот начал спешно готовиться к коронации, даже частые шуточки со стороны гвардейцев прекратились – вряд ли кто не знал, что у принца есть собственные понятия о достоинстве, непредсказуемый характер и Сила Огня…

Между прочим, с точки зрения управления страной перемены правителя Гартон почти не заметил. Это позволило недругам утверждать, будто Геданиот во всем копирует своего отца, а настроенным более дружелюбно – что он пойдет гораздо дальше Грайта, раз смог так быстро разобраться в правлении, да еще и не начал вводить реформы с бухты-барахты.

Девушка часто задумывалась, подозревал ли хоть кто-нибудь, что принц давно готовился занять трон, причем вакантное местечко освободилось не просто так? Вряд ли. Покойный король был столь харизматичной фигурой, что умудрялся подавлять всех вокруг, включая своего сына – правда, только перед другими. Ничего, вскоре гартонцев ожидают серьезные перемены – престол займет темная лошадка, которая, без сомнения, имеет собственные планы на страну. И не стоит обольщаться – теперешнее затишье всего лишь предваряет бурю, ведь Геданиот отнюдь не дурак, чтобы с наскока рушить древние законы, не успев взгромоздиться на трон. Единственное, что радовало – нежелание принцем войны. А остальное… но об этом пускай болит голова у настоящей принцессы Маргалинайи!

Вторая проблема казалась гораздо хуже: Лин боялась. Боялась, что возвратится богиня Жизни и потребует с нее долг. Девушка почти сразу пожалела о своей опрометчивости. Мысленно переигрывая сцену у подножия Скалы Перемен, она находила иные варианты спасения Вима. Почему-то теперь, когда все было позади, на ум приходило множество завлекательных предложений для Зелины, начиная от слезного взывания к ее совести и заканчивая обещанием никогда не действовать на нервы. Впрочем, Лин понимала – ничего вернуть нельзя. Любое желание. Одно. Всего одно любое желание, но, пожалуй, этого хватит богине, чтобы отыграться…

Стоило бы отвлечься на что-то иное и не мучить себя ожиданием. И на что же? Сначала почти все чувства затмевала ярость из-за утраченной возможности (реальной!) вернуться домой, потом – горькая обида (в большей мере на судьбу и Лито, чем на метаморфа, ведь если бы богиня Воздуха сначала спросила ее…), а вскоре остался лишь страх и какое-то неопределенное ощущение надвигающейся беды. Предчувствие, хотя ни во что подобное девушка не верила. И оно усиливалось с каждым мгновением, приближавшим Храм Земли…

Третью проблему Лин создала сама. Вернее, ее образовала жалость, которая тихонько ныла: «Ну нельзя, нельзя, нельзя долго злиться на того, кто охраняет тебя безмолвной тенью и смотрит глазами побитой собаки, моля о прощении… тем более, уже ничего не изменить. Да и что с не-людя взять-то?!». Гнев возражал: «Черт с ним, пусть мучается! Тебе ж тоже хреново». Гордость подытоживала: «Все равно первой выбрасывать белый флаг не стоит. И вообще – благотворительностью теперь даже боги не занимаются».

Также оставалось несколько мелких вопросов, ответы на которые существенно облегчили бы жизнь «принцессе», а заодно и Лин. Например, почему сердце Храма Земли – Пещера Плодородия – закрыта, и ни один паломник не может в нее войти? Как называть тамошнюю богиню: Гана или Геба? Зачем продолжать Путь Всех Святынь, если без Геданиота теряется весь смысл этой изначально бессмысленной затеи? Будут ли еще покушения или неведомый злодей прекратил свои настойчивые попытки? И самое главное – когда же, наконец, Маргалинайя разрешится от бремени, ведь до дня свадьбы осталось меньше двух недель?..

* * *

– Дисон, прошу тебя, позови Крезина, – попросил-приказал император Велли своему придворному врачу. – Мне необходимо с вами посоветоваться. Это срочно.

Эльф не стал задавать лишних вопросов. И так понятно, о чем хочет поговорить Малдраб – эта тема почти сутки не сходит с языков большей части населения. Новый король Гартона: что сулит его правление?

Советник нашелся возле входа в землянку, отведенную для него жрецами храма Земли. Правда, землянкой это сооружение называли лишь из уважения к предмету поклонения – на самом деле крепкий деревянный сруб стоял на грунте и был присыпан сверху неким количеством глинистой почвы. Внутри него кто-то сдавленно стонал. Дисон чутко повел ушами, ловя каждый шорох. Крезину это не понравилось, но он ничем не выдал своих чувств.

– Что-то случилось?

– А? – переспросил эльф, определив: в землянке находиться только один человек. – Император зовет. На совет. А кто там?

– Раб, – коротко ответил советник, мгновенно подбираясь. – Наказывает сам себя.

Врач ничем не выдал своего удивления, хоть до сих пор был уверен, что Крезин – идейный противник рабства, тем более телесных наказаний. Он когда-то даже пытался повлиять на судовую систему империи, упразднив палачей и заменив половину способов казни на простое повешение.

– Может, уже хватит? – неуверенно заметил Дисон. – Мне кажется, он скоро копыта отбросит.

Советник неожиданно взъярился:

– Знаю, что отбросит! И знаю, что хватит! Думаешь, я заставил его это делать? Будь проклят его ненормальный папаша, объединивший нас Оковами! Он словно с цепи сорвался – старается прибить себя до смерти. И никакие приказы на него не действуют, только хрипит что-то…

– «…не так…», – сумел понять эльф. – Странно…

Внезапным рывком он повернул голову Крезина к свету, заставив того поморщиться на солнце, и, не обращая внимания на возмущение друга, заключил:

– Нет, василиск тебя не кусал. Ладно, пока давай-ка просто свяжем твоего раба. Позже разберемся. Слушай, тебя приворотным зельем случайно не поили?

Растерянный советник помотал головой, отнекиваясь.

– Ты бы и не заметил, – задумчиво продолжал Дисон, профессионально выкручивая руки окровавленного человека за спину и связывая их ошметками его же одежды. – Нормально спишь?

– Как младенец, – заверил его Крезин. – Не поверишь, но за все паломничество ни разу не было бессонницы, словно сами боги решили наградить меня отдыхом. А что? Мне казалось, сон – это хорошо…