Рыцарь - Андрей Смирнов

Я задумался. Мне пришла в голову мысль, что в его словах, возможно, что-то есть. Особенно если учесть, сколько раз и в самом деле я каким-то чудом умудрялся выходить сухим из воды.

– Тогда, – сделал я логичный вывод, – получается, что вам совершенно бесполезно сажать меня в подземелье. Потому что – это следует из ваших же слов – я все равно оттуда сбегу. В таком случае, может быть, мы лучше обсудим то дело, ради которого я приехал, и разойдемся?

Альфаро покачал головой:

– Вы не сбежите. Видите ли, Андрэ, я убежден, что моя удача больше вашей. Кроме того, я нашел способ отнимать удачу. Таких людей, как вы, глупо просто убивать, – Альфаро потянулся за кувшином, – они слишком ценны. Однако если вы сгниете в моих подвалах, не совершив в этой жизни больше ничего и так и не сделав выбора, вся ваша удача перейдет ко мне. Если вас это утешит, я могу вас уверить, что вы не первый, с кем это произойдет. И, смею надеяться, не последний.

Пока Альфаро наливал себе вино, я прикидывал, как бы половчее полоснуть его по горлу ножом.

То ли эта собака умела читать мысли, то ли она просто почувствовала запах адреналина. Волкодав, лежащий рядом с креслом дона Альфаро, приподнялся и угрожающе заворчал. Альфаро посмотрел сначала на пса, потом – с наигранным удивлением – на меня. Ухмыляясь, пригубил вино.

– Ну, главное сказано, теперь можно и текущие дела обсудить… Дон Андрэ: зачем вы явились ко мне в гости? С тех пор как вы покинули Лангедок, я выпустил вас из виду.

– Меня интересует девушка, которую вы держите в плену, – сказал я. – Ее имя – Анна Альгарис.

– Альгарис? – Альфаро нахмурил брови. – Альгарис… Ах да, Альгарис… Припоминаю… Зачем вам она понадобилась?

– Родриго де Эро был ее родственником и перед смертью попросил меня позаботиться о ней. Что с ней стало?

– Понятия не имею. – Альфаро пожал плечами. – Сидит где-то внизу. Я уже давно о ней не вспоминал.

– Вы ее тоже… пригласили у себя погостить… ради ее удачи?

Граф мотнул головой.

– Нет. К этим играм она не имеет никакого отношения. Все проще. Она была очень симпатичной девушкой… – Он хмыкнул. – М-да. Была.

Я вздохнул:

– Если она вам уже не нужна, я хотел бы ее выкупить.

Граф изобразил на своем лице ехидную ухмылку.

– Перестаньте, Андрэ! Я же сказал: вы останетесь тут навсегда. Думайте о себе, а не о девке, которую вы вдобавок не видели ни разу.

– Я дал слово.

Альфаро захохотал.

– Да, Мастер не ошибся в вас. Вы действительно благородный… – Он не стал сразу уточнять, «благородный» кто – это и так было ясно. – Благородный человек. Да, благородный человек…

Он продолжал смеяться.

Я не стал говорить, что Анна может стать посланцем, который сообщит друзьям о моей судьбе. Альгарисам, Ги де Эльбену. Что мог сделать Ги? Ну, например, передать весточку моим родным. Посмотрим, как запоет этот самодовольный граф, когда под стены его замка придут старый граф Монгель и мой старший брат Жерар… Которых я ни разу не видел.

Надежда, прямо скажем, невелика. Но хоть какая-то.

– Вам дадут за нее неплохой выкуп, – сказал я.

– Видите ли, Андрэ, – произнес Альфаро, – я не слишком жаден до золота. Но если уж мне потребуются деньги, я получу намного больше, если с помощью Анны, которая является теперь единственной наследницей покойного барона де Эро, скажем, продам это баронство. Или посажу там своего человека. Ведь Анна Альгарис по-прежнему у меня… в гостях. Уверяю, с подписью тех или иных бумаг… например, дарственной… у нас с Анной не возникнет никаких затруднений. Если она еще жива, конечно. Спасибо, кстати, дон Андрэ, что рассказали об их родстве с Родриго.

– А вы об этом не знали?

– Ну, я ведь все-таки не всеведущ. Неужели вы и вправду поверили в мое всеведенье? – Он засмеялся.

Я был готов откусить собственный язык…

– Не смотрите на меня с такой ненавистью, Андрэ, – посмеиваясь, говорил граф, – а то вдруг невзначай выберете Ненависть – и что вы потом последующие тридцать лет будете один на один с Ненавистью делать в комнатушке восемь футов на пять?

Я взял себя в руки. Надо вернуть этого мерзавца к его мистической трепотне. Пусть расслабится. Пусть болтает – а я буду слушать. Мне же лучше помалкивать. Этот негодяй, кажется, из всего может пользу для себя извлечь.

Или думает, что может.

– Каким образом вообще происходит выбор той или иной стороны? – спросил я.

Выражение лица Альфаро сразу изменилось. Он снова стал похож на интеллигентного человека, треплющегося на отвлеченные темы. Дьявольский ум, злоба и хитрость, мелькнувшие в его взгляде, когда он принялся рассуждать о том, как распорядится наследством покойного барона, исчезли бесследно.

– Как происходит сам выбор, не знает никто. В том числе и новопосвященный. Кое-что зависит от его собственного желания… но немногое. И даже сделавший выбор не сразу может установить, на чьей он стороне.

– Как же это узнать?

– По поступкам, дон Андрэ, по его поступкам. По реальности. По видению мира. Вот ваш приятель Иммануил…

– Не сказал бы, что он мой приятель, – заметил я.

– Ладно, не ваш приятель, – согласился Альфаро. – Пусть будет наша ходячая Истина. Так вот, он должен воспринимать сей мир весьма своеобразно. Он так любил рассуждать о Боге… Но кто знает, что он имел в виду под словом Бог? Он мог говорить о чем угодно. Он мог говорить об Истине, так сказать, в не воплощенном, а «разреженном» состоянии – то есть в некотором смысле говорить о самом себе. Одно я могу точно: его «Бог» или его Истина не имеют никакого отношения к существующему миру. Реальность и Истина взаимоисключают друг друга.

– Абсурд.

– Вы уверены? Выгляните в окно, Андрэ! – с хитрой улыбочкой предложил граф. – Выгляните в окно и скажите мне, какого цвета трава?

Под пристальным взглядом клыкастой твари я подошел к окну. Трава меня не интересовала: я изучал внутренний двор замка, расположение построек, количество людей…

– Я и без того знал, что она зеленая, – сказал я, возвращаясь на место.

Граф вперился в меня взглядом. Именно вперился. Он сидел в такой же позе, но напряжение – я ощущал его почти физически – повисло вдруг между нами, как изгибающаяся вольтова дуга. В глазах графа снова зажглись огоньки. Смотреть в глаза ему стало неприятно. Сидеть на кресле – неудобно.

Но я глаз не отвел. Прошло с полминуты. Альфаро молчал, продолжая сверлить меня взглядом. Я подумал – может, он в транс впал? Возникло искушение помахать рукой у него перед глазами.

– Не могу, – неожиданно сказал хозяин замка. В его голосе – впервые за время нашего разговора – прозвучало искреннее удивление. – Не могу проникнуть в вас. Странно.