Наследница трех клинков - Дарья Плещеева

С утра, перед визитом к Шешковскому сыщик встретился с некой особой веселого поведения, которая иногда поставляла ценные сведения. Это была хорошенькая немочка из Лифляндии, получившая неплохое воспитание и принимавшая главным образом иностранцев. Немочке было уже под тридцать, и она видела в Бергмане человека без пошлых предрассудков, которого могло бы привлечь заботливо скопленное ею приданое. Что он в годах и ростом не вышел, ее мало беспокоило, от мужа ведь требуется не юность и не гренадерский рост, а доходная должность и желание пойти под венец.

Эта девица и доложила, что встретила на Итальянской Бротара и даже обменялась с ним парой фраз.

– Давно не видела любезного господина в столице, – сказала она. – Господин изволил уезжать?

– Да, сударыня, я был за границей, – ответил он.

– Надолго ли вернулись? – продолжала расспросы немочка, так, на всякий случай; при ее ремесле хорошо знать господ с сомнительной репутацией, потому что от них бывает польза – могут привести богатого искателя ласки и нежности.

– Сам не ведаю. Я ныне состою в секретарях у знатной особы, и куда эта особа направится, туда и я, – сообщил Бротар. Затем он спросил, там ли еще живет собеседница, где прежде, на тот случай, если знатная особа захочет развлечься без лишней суеты.

Явление в столице Луи Барро Бротара сразу насторожило Бергмана. Приезд француза, имевшего неважную репутацию, мог быть связан с загадочными делами Фрелона и с очередным актом его комедии, главное действующее лицо в коей – Коллегия иностранных дел. Девица клялась, что пыталась вызнать, где остановился аббат-расстрига со своим покровителем, но он уходил от прямого ответа, и это тоже было подозрительно.

Сидя в сенях и отхлебывая понемногу ненавистный квас (ослушаться Шешковского не посмел), Бергман думал о том, как изловить Бротара и узнать, кого этот мазурик притащил в столицу. Очень уж было сомнительно, чтобы он нанялся на службу к порядочному человеку. А если взять под присмотр Бротара – то будет одна польза: или приведет к Фрелону, или наведет на какое-нибудь безобразие, им задуманное. Ибо – можно ли ждать чего доброго от аббата-расстриги?

Если бы Бергман знал, чем занят Бротар, то немало бы повеселился.

Француз каждый день исправно ходил на православное богослужение в Благовещенский храм Александроневской лавры и выстаивал там по два, по три часа, крестясь и кланяясь. Местечко для своих богоугодных упражнений он присмотрел в темном уголке, являлся же в храм по четным числам – в нижний ярус, где располагался Благовещенский придел, а по нечетным – в верхний, в придел Александра Невского.

Он не солгал девице – он действительно прибыл вместе с почтенным господином, но этот господин, видимо, был болен и целыми днями обретался в снятой или на двоих квартире. Однако по вечерам, когда делалось совсем темно, он из дома уходил – за ту неделю, что они прожили в столице, уходил дважды.

Никакими другими делами они не занимались, а на досуге, которого у них было изрядно, развлекались картами и только картами. И это было странно – ведь они привезли с собой из Голландии клавикорды, поместили инструмент в спальне и вели себя, как любители музыки, однако ни разу не сыграли на нем и простой гаммы.

Бергман сидел с кружкой кваса в руке и считал в уме деньги: сколько можно пообещать той милой девице, чтобы при появлении Бротара тут же сообщила и помогла выследить, где его логово. Если мазурик действительно облапошил богатого иностранца и затащил его в столицу, то живут они в приличном месте. Итальянская – улица почтенная, стоит, пожалуй, заглянуть к сапожнику Шульцу, который имеет в тех краях богатых заказчиков. Шульц был прихвачен на употреблении контрабандного товара и уже который год время от времени отвечает на несложные вопросы, а однажды презентовал Берг ману очень хорошие туфли, которые не приглянулись заказчику. Фрау Шульц знает, кто сдает комнаты с полным пансионом, кто – квартиры, потому что и сама держит нахлебников, совсем юных канцеляристов.

Из кабинета Степана Ивановича была протянута веревочка, чтобы колокольчиком вызывать к себе слуг. Где-то за стеной задребезжал колокольчик, пронеслись быстрые шаги. Через несколько минут в сенях появился прислужник.

– Вашу милость к барину просят.

Бергман встал и посмотрел на кружку с недопитым квасом. Оставить – лакеи донесут, мало ли что. Решил взять с собой, хоть оно и смешно – входить в кабинет обер-секретаря Правительствующего Сената с квасом. Но лучше насмешка, чем драная задница.

В кабинете он обнаружил такую картину: Шешковский сидел за столом, Фомин стоял на коленях, затылком к двери, лицом к иконостасу. В руках он держал молитвослов.

– Ты молись, молись! – прикрикнул на него Степан Иванович. – Замаливай грехи-то! А ты, друг мой, садись. Я тобой весьма доволен. Соловейка-то наш отменную песенку спел. Воротынский любопытствовал насчет коллежских служащих. Для чего-то ему нужно было с высокопоставленными особами – имен называть не стану – сойтись. Господин Фомин клянется, что отказал ему наотрез. За что и назван дураком – соглашаться надо было, а потом донести. Но он не догадался. Так что вот он, Фрелонов след.

Бергман посмотрел на затылок с косицей, уложенной в замшевый кошелек и подвязанной щегольской бархатной ленточкой. По затылку не догадаешься, что в голове. А сдается, Фомин с перепугу нагромоздил вздора – лишь бы уберечься от плетки. Именно такого вздора, какого ждал от него Шешковский. Или уже под плеткой врал?

– Если Фрелону опять Коллегия зачем-то понадобилась, то он так просто не угомонится. Я полагаю, он к господину Фомину Нечаева подошлет, – сказал Бергман.

– Разумно. И я уж думал было отпустить господина Фомина восвояси… а отчего раздумал?..

– Оттого, что ему веры нет. Он один раз от Воротынского отмахался – но сие лишь видимость. Воротынский и Нечаев держали его в руках из-за истории с девицей. Опять же, господину Фомину помогли отмахаться. И неведомо, как он поведет себя с Нечаевым. Может, у того хватит ума его уговорить.

– Не уговорить, нет – он меня боится и на уговоры не клюнет. А может предупредить Нечаева, друг мой немчик! Предупредить! Но ты точно подметил – веры ему нет. Кто красавицу нашу, Лизаньку Черкасскую обманывал, тот человек злоумный и пакостный, – Шешковский тихонько рассмеялся. – Жил бы под крылышком у княгини, служил бы в Коллегии, горя бы не ведал! Так нет же – хитрецом себя вообразил! А Нечаев с Воротынским для того и нанялись к нему, чтобы потом через него до высокопоставленных особ в Коллегии добраться. Да и сам он может при нужде листок в кармане вынести, а на листке – шифр… Теперь скажи мне, Бергман, что нам с ним делать?

– Я полагаю, ваше превосходительство, пока Фрелона не изловим – держать в надежном месте, как фамильные драгоценности.

– Верно. Выгляни-ка в коридор, вели Андрюшке приготовить возок и все потребное, он поймет.

Фомин обернулся – взгляд был измученный.

– Ты молись, молись, – напомнил Степан Иванович. – Я по доброте своей дам тебе с собой в казематку и образок, и молитвослов, чтобы зря времени не терял. А ты, немчик хитромудрый, скажи – сколько у нас есть времени?