Я всемогущий - Дмитрий Карманов

Доктор удивлённо поднял брови. Усмехнулся:

— Как дети, ей-богу. Думаю, не родился ещё бодхисатва, которому под силу осчастливить сразу всех.

— Родился, — Ирина упрямо мотнула головой. — И звать его Платон Колпин.

— Платон Колпин, — произнёс Смирнов с улыбкой, потом вдруг оборвал себя и с изумлением повернул голову в мою сторону. У него был вид человека, встретившего призрака.

Я шутливо кивнул ему и приподнял воображаемую шляпу.

— А я-то думаю, откуда мне знакомо ваше лицо, — Кирилл справился с удивлением и вновь обрёл способность говорить: — Я слышал, что Колпин ушёл в отставку, но то, что вот так запросто встречу вас в нашем маленьком Катманду… Без охраны, телохранителей…

— Обхожусь своими силами, — сухо сказал я. — Давайте лучше вернёмся к теме о монастырях. Вы в самом деле можете нам что-нибудь посоветовать?

Смирнов, поколебавшись, кивнул.

— Есть один монастырь. Почти на самой границе с Бутаном.

Ирина развернула карту Тибета, и мы втроём склонились над большим листом, пахнущим типографской краской.

— Поедете по этой дороге, — Смирнов вёл пальцем по едва заметной линии. — До Лхаканга вы доберётесь легко, дальше будет немного сложнее. Дайте карандаш.

Примериваясь к карте то так, то эдак, доктор нарисовал две жирные точки.

— Здесь, — он показал на одну из них, — попробуете нанять кого-нибудь из местных. Он проведёт вас по тропе до самого монастыря. Если повезёт.

— Повезёт, — кивнул я.

— Достойная уверенность, — произнёс Смирнов. — Монастырь бедный, поэтому обязательно надо принести подарки, в основном, продукты. Я расскажу, какие и сколько. И самое главное… Попробую взять для вас рекомендательное письмо от одного человека. Если получится, то тогда вы, по крайней мере, сможете войти внутрь. А дальше — всё будет зависеть от вас.

Позади остался городок Недонг, покрытый коричневой пылью. Наш тряский джип вновь ехал на юг, навстречу встающим на горизонте снежным вершинам.

— Хималайя, — улыбнулся подгнившими зубами Таши, показывая вперёд.

Я с тревогой посмотрел на Ирину, умудрявшуюся дремать даже в таких условиях. Доктор Смирнов, отправляя нас в путь, уверял, что при соблюдении мер предосторожности рецидивы горной болезни не грозят. Он советовал купить палатку и переночевать на полпути от деревни к монастырю — этого должно быть достаточно для акклиматизации на новых высотах.

Таши на переднем сиденье опять начал что-то говорить, но мотор шумел так, что слов я разобрать не мог. Через несколько минут стало понятно, что проводник поёт. Водитель, всю дорогу просидевший с одинаково угрюмым выражением лица, не отреагировал и на этот раз, несмотря на то, что Таши, тряся всклокоченными седыми волосами, пару раз ударил его по плечу, словно приглашая присоединиться к пению.

Я смотрел на этих людей, ещё вчера мне незнакомых, и думал о том, какая философия, какая идея сможет враз сделать счастливыми и их, и, например, Ирину. Насколько универсальными должны быть «таблетки для счастья», чтобы подойти и Солодовникову, и какому-нибудь африканскому крестьянину. Не замахнулся ли я в самом деле на что-то, что мне не по силам?

И там ли я ищу разгадку? Если тибетские ламы не смогли сделать счастливым даже собственный народ, сможет ли их учение осчастливить весь мир?

Это трудно было назвать даже деревней — я увидел лишь несколько хижин. Грязные лачуги, казалось, были вылеплены из того же коричневого материала, что и весь Тибет — и оттого полностью сливались с пейзажем. Последние километры мы преодолевали по голой каменистой равнине с едва отмеченной колеёй. Дальше дороги не было вообще — только горы.

Деревня казалась безжизненной. От неё веяло археологией. Было ощущение, что мы оказались не в месте проживания людей двадцать первого века, а в раскопанном мёртвом поселении вроде итальянской Помпеи или крымского Херсонеса. Тем не менее Таши, проворно выпрыгнув из машины, пошёл договариваться о проводнике. А я вспомнил слова доктора: «Если повезёт».

Проснулась Ирина. Я накинул на неё тёплую куртку на ячьей шерсти, и мы вылезли наружу размять затёкшие от долгой поездки ноги.

Было зябко. Дул холодный ветер.

— Какой-то лунный пейзаж, — заметила Ирина, оглядевшись вокруг.

Я тоже осматривался, пытаясь угадать, в какой стороне находится монастырь. Деревня лепилась к склону пологого холма и находилась как будто на границе двух миров. Там, откуда мы приехали, насколько хватало глаз, расстилалась коричневая равнина, окаймлённая невысокими красноватыми горами и придавленная тёмно-синим небом, по которому низко-низко над землёй волочились облака. За деревней же начинались предгорья, постепенно уходящие всё выше и выше. И над всем этим простирались заснеженные вершины, глядя на которые трудно было представить, что находятся люди, способные забраться туда, на самый верх.

Со стороны деревни показался Таши. Рядом с ним шагал низкорослый парень, почти подросток, смуглый и плосколицый. Мы с Ириной переглянулись — проводник до монастыря у нас всё-таки будет. Парень остался чуть поодаль, а Таши, улыбаясь во весь рот, подошёл к нам.

— Тэн рублз, — сказал он, растопыривая две пятерни, чтобы мы лучше поняли. — Мани фёст.

Я молча достал из бумажника десятку, но Таши показал на более мелкие купюры. Я понимающе ухмыльнулся — кажется, нашему новому проводнику достанется меньше денег, чем запросил у нас Таши. Впрочем, здесь, в холодном и безлюдном месте, спорить не хотелось.

Мы выгрузили рюкзаки из багажника «Лэндкрузера», ещё раз подтвердили договорённость об обратной дороге и подошли к смуглому подростку.

— Как хоть зовут-то его? — спросил я у Таши после бесплодных попыток объясниться с нашим проводником.

Тот воспроизвёл набор сложных, почти птичьих звуков.

— Ладно, — махнул рукой я, не чувствуя в себе сил это запомнить. — Будешь просто Колей. Ну что, Коля, пошли?

Подросток подхватил рюкзак Ирины, и мы двинулись в путь, по едва заметной тропке, уходившей наверх, к горам.

Идти оказалось неожиданно трудно. Нет, путь не был сложным — не приходилось ни карабкаться по скалам, ни балансировать над пропастью, ни соскальзывать с камней — обычная тропа, как будто нарочно проложенная в обход всех мало-мальски опасных участков. Но чем выше мы поднимались, тем тяжелее становился рюкзак за плечами. Сердце колотилось в учащённом ритме, а дышал я так, как будто бегом взобрался по лестнице в свою московскую квартиру на последнем этаже небоскрёба.

За себя я, впрочем, не волновался. После того что случилось в Катманду, мне было гораздо тревожней за Ирину. Однако она, освобождённая от рюкзака, не выглядела усталой, хотя и дышала чаще, чем внизу. Проводник же шёл спокойно и размеренно, как будто прогуливаясь по улицам родной деревни. Глядя на него, я даже немного позавидовал.