Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт

* * *

Однако открытие человека не ограничивается одним духовным изображением индивидуумов и народов: также и внешняя сторона человека рассматривается в Италии совершенно иначе, нежели на Севере[667].

Мы не отваживаемся рассуждать относительно места, занимаемого великими итальянскими врачами в прогрессе физиологии, художественное же исследование человеческого образа принадлежит не к нашей теме, но к истории искусств. Однако здесь может идти речь об общей тренированности глаза, которая сделала возможным появление в Италии объективных, имеющих всеобщее значение суждений в отношении телесных красоты и уродства.

Что первым делом поражает при внимательном чтении итальянских авторов того времени, так это точность и филигранность в обозначении внешних черт, а также полнота характеристики многих личностей[668]. Жителям Рима до сих пор свойствен дар тремя словами сделать узнаваемым человека, о котором идет речь. Это стремительное схватывание характерных черт является, однако, существенным предварительным условием познания прекрасного и способности его описать. У поэтов обстоятельность описания является скорее пороком, поскольку одна-единственная черточка, подсказанная глубокой страстью, может создать у читателя куда более глубокий образ соответствующей личности. Нигде Данте не превознес Беатриче с большей силой, нежели там, где им изображается исключительное сияние, которое исходит от ее существа на все окружение. Однако речь у нас теперь идет не о поэзии, которая как таковая преследует свои собственные цели, но о способности обрисовать в словах как конкретные, так и идеальные образы.

Мастером в этом отношении является Боккаччо, причем не в «Декамероне», поскольку новеллы не допускают сколько-нибудь пространного описания, но в романах, где ему приходится посвящать этому досуг и прикладывать необходимое в таких случаях воодушевление. В своем «Амето» он дает описание[669] блондинки и брюнетки приблизительно так, как это делал бы художник сотню лет спустя — ибо и в этой области образованность как таковая идет далеко впереди возможностей искусства. В случае брюнетки (и в лишь ненамного ослабленном виде — блондинки) уже проявляются некоторые черты, которые мы назвали бы классическими. В словах Боккаччо «la spaziosa testa e distesa»{408} содержится предчувствие укрупненных форм, выходящих уже за пределы миловидности. Теперь брови не образуют, как то было в идеальном представлении византийцев, двух изогнутых дуг, но составляют сплошную сросшуюся воедино линию; нос, изображаемый им, заставляет представлять нос, приближающийся скорее к так называемому орлиному[670]. Также и широкая грудь, умеренной длины руки, впечатление от изящной кисти (то, как она лежит на пурпурном одеянии), — все эти черты приводят на ум ощущение красоты, свойственное наступающему времени, и бессознательно сближающееся с идеалом высокой античной классики. В другом своем описании Боккаччо упоминает о ровном (а не выпуклом, как в средневековье) лбе, серьезных, миндалевидных карих глазах, округлой, лишенной впадин шее, и, разумеется, о весьма современной «крошечной ножке», а в случае черноволосой нимфы — также и о «паре плутовских проворных глаз»[671] и многом другом.

Я не могу положительно сказать, оставил ли по себе XV в. письменное описание своего идеала красоты: достижения, продемонстрированные в этом отношении живописцами и скульпторами, не сделали такое описание чем-то излишним, как это могло бы представиться на первый взгляд, потому что именно рядом с их реализмом у людей пишущих мог бы сохраниться некий специфический канон красоты[672]. В XVI в. появляется Фиренцуола{409} со своим в высшей степени примечательным трактатом о женской красоте[673]. Необходимо в первую очередь отделить то, что было им усвоено исключительно от античных авторов и художников, как, например, определение размеров, выражаемое в величине головы, отдельные абстрактные понятия и тому подобное. В остатке — его в полном смысле собственное восприятие, которое он подкрепляет примерами ярких женщин и девушек из Прато. Поскольку же его сочиненьице является чем-то вроде речи, с которой он выступает перед этими же самыми горожанками Прато, т. е. наиболее придирчивыми судьями, Фиренцуоле приходится сохранять верность правде. Его принцип, о котором объявляет он сам, — тот же самый, что у Зевксида{410} и Лукиана: соединение отдельных прекрасных деталей в высший идеал красоты. Он определяет цвета, встречающиеся в окраске кожи и волос, и отдает biondo{411} предпочтение — как самому основному и наиболее красивому цвету волос[674], правда, при этом он понимает под ним скорее соломенный цвет с красноватым отливом. Далее, он требует, чтобы волосы были густые, вьющиеся и длинные, лоб — светлый и в высоту в два раза уже, чем в ширину, чтобы кожа была светлой и светящейся (candido), но не мертвенно бледной (bianchezza), брови — темные и шелковистые, чтобы шире всего они были посередине, а к ушам и носу сужались, чтобы белки глаз были голубоватыми, а радужная оболочка была не вполне черной, хотя все поэты и воспевают в один голос occhi neri{412} в качестве подлинного дара Венеры, в то время как небесно-синий цвет глаз характерен для самой богини, а наиболее излюбленным цветом является нежный, живо поблескивающий темнокарий. Сами глаза должны быть крупными и выпуклыми, а веки красивее всего — белые с едва заметными красными прожилками; ресницы не должны быть ни слишком густыми, ни чересчур длинными, ни чрезмерно темными. Глазные впадины должны иметь тот же цвет, что и щеки[675]. Уши средней величины должны быть крепко и хорошо посажены; в своих припухлых частях они должны иметь более живую окраску, чем в плоских, а края уха — быть прозрачными и отливать красным, как зернышки граната. Всего красивее белые и плоские, не слишком узкие виски[676]. Красный цвет на щеках должен сгущаться на их закруглениях. Нос, которым в значительной степени определяются достоинства профиля, должен плавно и равномерно сужаться кверху; там, где кончается хрящ, должна иметься небольшая выемка, но не так, чтобы в результате выходил орлиный нос, который не идет женщинам. Нижняя часть лица должна иметь более нежную окраску, чем уши, однако это не должен быть холодный белый цвет; пространство над верхней губой должно быть нежно-розовым. От рта автор требует, чтобы он был скорее небольшого размера, однако не должен быть ни сложен дудочкой, ни приплюснут, губы не должны быть чересчур тонки, но красиво друг другу соответствовать; когда рот оказывается открытым без внешних причин (т. е. не в случае смеха или разговора), должны открываться самое большее шесть верхних зубов. Особенным лакомством являются ямочка в верхней губе, красивая припухлость губы нижней,