Неповторимая - Шеннон Дрейк

— Но где же он?

— Джеймс Мак-Грегор позаботился, чтобы малыша увезли на юг.

— Но откуда такая уверенность в том, что там безопасно? Ястреб приподнял бровь.

— Ты снова сомневаешься во мне, дорогая? Скайлар вспыхнула.

— Ястреб…

— Мальчика увезли к матери Мак-Грегора.

— А, вот оно что!

— Теперь ложись. Завтра нам предстоит тяжелый день — несмотря на то что я перестану быть лордом Дагласом.

Скайлар подошла к постели и скользнула под одеяло. Вздохнув, она устроилась поудобнее на подушке и закрыла глаза. Ястреб приподнялся на локте, глядя на нее.

— Сегодня ты спишь рядом с лордом последнюю ночь, — напомнил он. — Завтра мой брат вновь примет этот злополучный титул. И потом, ты спрашивала меня, откуда у Сабрины мог взяться ребенок.

Скайлар устремила на него взгляд серебристых глаз.

— Я знаю, как это случилось. Но если хочешь, можешь освежить мои воспоминания.

Улыбаясь, Ястреб последовал ее совету.

Позднее, когда он лежал, обняв Скайлар и прижав ее к себе, мысленно стараясь разрешить загадки, едва не погубившие брата, Скайлар вдруг проговорила:

— Ястреб… знаешь, а нам и вправду известно, как это делается.

— Что, дорогая?

— То, что случилось с моей сестрой.

— Скайлар, о чем ты?

— По-моему, наш наследник Дагласов появится в конце июня.

— Скайлар… — начал он, но вдруг привстал, обнял Скайлар и ласково посмотрел ей в глаза. — Наш…

— Ребенок, Ястреб. У нас будет малыш. Он медленно расплылся в улыбке.

— Ты уверена?

Она серьезно кивнула.

— Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-нибудь, — незачем сообщать, что вскоре на свет появится еще один Даглас, поскольку здесь опасно быть даже родственником жертвы.

— Это разумное решение, дорогая. Но со мной ты можешь поделиться любой тайной.

Она улыбнулась.

— Я уже поделилась. Ты счастлив?

— Если забыть о том, что нас окружает опасность, моему брату грозит смерть, а наши земли в Америке терзают войны, — да. Я на верху блаженства.

— О Ястреб!

— Да, я счастлив, — повторил он, — ибо средоточием моего мира прежде была только ты. А теперь — ты и наш ребенок.

Вернувшись в замок, Дэвид направился прямиком в большой зал, не тревожась о том, что его могут увидеть.

Дэвид, лорд Даглас, вернулся. Он уже узнал все благодаря чужой одежде и тому, что его считали мертвецом. Пришло время занять место, принадлежащее ему по праву. И заставить поплатиться тех, кто обманул его.

Шона…

Он налил виски в высокий бокал, стоящий на подносе на длинном столе, и застыл перед огнем.

Он хватил кулаком по каменной доске камина, стремясь прогнать видение, причиняющее муку, — перед ним вставало лицо Шоны. Пронзительная синева ее глаз, волосы — шелковые иссиня-черные пряди, обвивающие его, когда он пытался бежать от нее, но, сгорая от желания, всегда возвращался. Каждый раз, расставаясь с ней, он желал ее еще сильнее.

Он верил ей. Да, верил! Но внутренний страх вызывал сомнения. Чертов Фергюс Эндерсон! Дэвид вздрогнул, вспомнив о мальчике. У него есть сын. Дэниэл. Смелый, жизнерадостный, сообразительный. Красивый ребенок. Со странной меткой Дагласов на затылке. И материнскими глазами. И цветом волос. Сегодня Дэвид вновь поверил ей: узнав о том, что Дэнни — ее ребенок, она была потрясена. Она похолодела, неподвижно обвисла у него на руках. Неужели она вновь обманула его? Дэвид не хотел этому верить. Но Фергюс, стоило пригрозить ему мечом, был готов сознаться в чем угодно. Горничная Шоны принесла ему ребенка, и, если верить его словам, именно Шона хотела скрыть тайну.

Дэвид испустил тяжкий вздох. Он едва ли мог отдать предпочтение слову Фергюса Эндерсона, а не Шоны. Утром ему предстоит долгий разговор с Мэри-Джейн.

Господи, как он устал. В муках познал силу любви, способную сделать мужчину беспомощным. Даже в то время, когда он был вынужден всецело доверять Шоне, она подставляла его под удар каждый раз, когда он пытался узнать истину. Она старалась защитить Мак-Гиннисов. Ему приходилось быть решительным с ней, даже проявлять холодность. Преданность Шоны могла стать причиной смертельной угрозы. И потом, это ее горничная, которая прослужила самой Шоне и клану Мак-Гиннисов всю жизнь, принесла ребенка Фергюсу. Боже мой! У него нет никаких оснований доверять Шоне. И все же…

Он влюблен в небесно-синие глаза, шелковистые волосы, гибкое тело, возбуждающее его, нежный и чувственный голос, ласкающий, как прикосновение ладони, наполненный обещанием… однако так и не смог постичь истину. Она ускользала, как извилистая тропа в сумерках. Шона не говорила ему о том, что родила ребенка. Если бы она призналась, сейчас бы его не терзали мучительные сомнения. Услышав едва различимый шорох за спиной, Дэвид обернулся, готовый в одну секунду выхватить меч или пистолет.

Алистер, молодой красавец, рослый и прямой, с высоко поднятой головой. Он был в килте расцветки Мак-Гиннисов — одной из разновидностей узоров и цветов Дагласов, поскольку Мак-Гиннисы входили в септ Дагласов из Крэг-Рока.

— Алистер? — недоуменно спросил Дэвид.

— Не желаешь выпить со мной, Дэвид? — предложил Алистер.

— Я не прочь, — осторожно согласился Дэвид.

Алистер шагнул вперед и налил себе бокал крепкого виски из графина, стоящего на столе. Выпив виски залпом, Алистер передернулся и отставил бокал. Он повернулся к Дэвиду.

— Нам надо поговорить.

— Похоже, ты выпил для храбрости?

— Ты прав.

— Тогда давай поговорим, Алистер.

— Мне следовало сказать тебе правду — ту правду, о которой известно мне, — когда я столкнулся с тобой и с твоим братом в шахте.

— Буду рад выслушать любую правду, которую ты откроешь мне сейчас.

Алистер колебался всего минуту.

— Видишь ли, я не удивился, узнав, что ты не умер.

— Почему?

— Потому, — отозвался Алистер, устремляя взгляд прямо в глаза Дэвиду, — что еще наутро после пожара я знал: найденный обугленный труп принадлежит не тебе — ты жив.

— Как ты узнал об этом? — потребовал ответа Дэвид.

— Это я подменил тебя трупом каторжника. Я вынес Шону из конюшни, прежде чем пламя добралось до нее, и я позаботился о том, чтобы труп каторжника обгорел до неузнаваемости, прежде чем положить его рядом с Шоной.

А еще я сделал так, чтобы труп каторжника, Коллума Мак-Дональда, похоронили в склепе под замком, в гробу, на котором значится твое имя…

Джеймс Мак-Грегор потягивал бренди, наслаждаясь удобством кресла времен королевы Анны, стоящего перед камином, вытянув ноги и положив их на скамейку. Пламя согревало его, он улыбался Шоне, и эта улыбка преображала его безобразное лицо. Несмотря на то что он принял приглашение Шоны, удобно уселся в кресле и согласился выпить бокал бренди, он смущенно признался: