Черный телефон - Джо Хилл

Только вот окно в квартире Морриса было одно, и выходило оно на заправку. Через три дня он подписал принесенные мамой бумаги, согласившись на добровольное переселение в Уилбрукский центр психического здоровья.

Мы с отцом помогли ему переехать. Стоял ранний сентябрь, и казалось, мы просто провожаем Морриса в общежитие какого-нибудь колледжа. Ему выделили комнату на третьем этаже, и папа настоял на том, что сам донесет по лестнице тяжелый, с латунными петлями чемодан. Бухнув его у изножья кровати, отец посидел, держась за запястье. Он весь взмок, круглое пухловатое лицо стало тревожного пепельно-серого цвета. Когда я спросил, в чем дело, он объяснил, что потянул руку, пока тащил вещи.

Через неделю, день в день, он сел в кровати так резко, что разбудил маму. Она, раскрыв глаза, уставилась на него. Отец держался за то самое запястье и шипел как змея – глаза вылезли из орбит, вены на висках вздулись. Умер он минут за десять до приезда «скорой» от обширного инфаркта. Мама последовала за ним через год. Рак матки. От интенсивной терапии она отказалась. Израненное сердце, отравленное лоно.

Я живу в Бостоне, почти в часе езды от Уилбрука. У меня вошло в привычку навещать младшего брата каждую третью субботу месяца. Моррис любит расписания, правила, обычаи. Ему нравится точно знать, когда я приеду. Мы вместе гуляем. Он подарил мне кошелек из изоленты и шляпу, оклеенную коллекционными крышками от бутылок. Куда делся кошелек, я не знаю. А шляпа лежит на шкафу, у меня в университетском кабинете. Иногда я беру ее и зарываюсь в нее лицом. Она пахнет братом, пылью и подвалом родительского дома.

Моррису подобрали работу в Уилбруке, и последний раз, когда мы виделись, он был занят. Я проезжал мимо в рабочий день и заскочил к нему, нарушив наше привычное расписание. Мне подсказали, что искать его надо в зоне погрузки, за кафетерием.

Он и был там, в проходе около служебной парковки, за мусорными баками. У стены, где работники кухни сваливали пустые коробки, собралась уже целая гора. Моррису дали задание сложить их в пачки и перевязать шпагатом к приезду мусоровоза.

Стояла ранняя осень, верхушки гигантских дубов за домами только-только зазолотились. Я постоял у контейнеров, наблюдая за братом. Не замечая меня, он держал двумя руками открытую с двух сторон белую коробку, вертя ее то так, то этак, рассеянно поднимая к глазам, как подзорную трубу. Его светло-русые волосы стояли сзади торчком, будто корова лизнула. Он что-то гудел себе под нос, задумчиво и чуть фальшиво. И тут мир качнулся; пришлось схватиться за мусорный бак, чтобы не потерять равновесие. Потому что я расслышал песню.

– Муравьи идут строем один за одним… – напевал Моррис, крутя коробку. – Ура! Ура!

– Замолчи, – приказал я.

Сперва брат уставился на меня, не узнавая. Потом взгляд его прояснился, уголки рта растянулись в улыбке.

– О, Нолан, привет! Поможешь?

Я подошел ближе на негнущихся ногах. Про Эдди Прайора я не вспоминал уже бог знает сколько. На лбу выступил пот. Я взял коробку, сложил ее и пристроил на начатую Моррисом стопку.

Мы немного поболтали, даже не помню, о чем. Как у кого дела. Сколько денег Моррис скопил.

– Помнишь мои детские постройки? – неожиданно спросил он. – Те, в нашем подвале?

На меня опустилась стылая тяжесть, будто кусок льда навалился на грудь.

– Конечно. А что?

Моррис помолчал, складывая очередную коробку.

– Думаешь, я его убил? – наконец спросил он.

Мне стало трудно дышать.

– Эдди Прайора?

Само упоминание имени вызвало тошноту, обморочная легкость зазвенела в висках и перетекла в затылок.

Моррис непонимающе посмотрел на меня, затем поджал губы.

– Да нет, папу! – ответил он так, словно это было очевидно.

Взял очередную длинную упаковку, посмотрел сквозь нее.

– Он всегда носил мне такие с работы. Потому что понимал, как это захватывающе – держать новую коробку и не знать, что в ней. Что за неизведанные миры она скрывает. Снаружи-то этого не видно. Наружность безлика.

Мы сложили почти все коробки в одну большую плоскую пачку. Я хотел скорее закончить, зайти в дом, поиграть в холле в пинг-понг, оставить позади и это место, и этот разговор.

– Теперь надо чем-то связать? – спросил я.

Брат опустил глаза на стопку сложенного картона.

– Нет, давай оставим так. Сам потом справлюсь.

* * *

Уезжал я в сумерках, просторное и безоблачное небо над Уилбруком стало бледно-сиреневым. Моррис махал мне из эркерного окна комнаты отдыха. Я помахал в ответ и укатил, а через три дня мне позвонили с сообщением, что брат пропал. Детектив, который посетил меня в Бостоне, чтобы узнать, не смогу ли я чем-нибудь помочь полиции, сумел правильно произнести его имя, но в общем и целом расследование имело не больше успеха, чем розыск Эдварда Прайора мистером Карнаханом.

Вскоре после того, как Моррис был официально объявлен пропавшим без вести, мне позвонила Бетти Милхаузер, его опекун, и сообщила, что они собираются убрать вещи Морриса на хранение до тех пор «пока он не вернется» – визгливый оптимизм в ее голосе больно задел меня, – и если я желаю что-то забрать, то могу приехать. Я ответил, что заскочу при первой же возможности, и она представилась довольно скоро, в субботу, в тот самый день, когда я посетил бы брата, будь он все еще там.

Дежурный оставил меня одного в маленькой комнате Морриса на третьем этаже. Выкрашенные белым стены, тощий матрас на железной кровати. Четыре пары носков в ящике, две невскрытые упаковки нижнего белья. Зубная щетка. Журналы: «Популярная механика», «Ридерз дайджест» и выпуск «Литературного ревью Высоких равнин»[24], в котором было опубликовано мое эссе о комическом в поэзии Эдгара Аллана По. На полке обнаружился синий блейзер, который Моррис украсил новогодней гирляндой. Брат щеголял в этом наряде на уилбрукской рождественской вечеринке. Это была единственная вещь в комнате, не оказавшаяся совершенно безликой и действительно напоминавшая мне о нем, и я кинул ее в сумку.

Я заглянул в офис администрации, чтобы поблагодарить Бетти Милхаузер за разрешение разобрать вещи Морриса и сказать ей, что я ухожу. Она спросила, осмотрел ли я его шкафчик в хозяйственном блоке. Я ответил, что понятия не имел о каком-то шкафчике, и где, в таком случае, находится этот самый хозяйственный блок?

В подвале.

Огромный подвал с высоким потолком, цементным полом и кирпичными стенами был разделен надвое выкрашенной в черный сеткой-рабицей. В одной его части находилась небольшая опрятная хозяйственная зона. Ряд шкафчиков, складной стол, табуретки. У стены – жужжащий автомат с кока-колой. Остальную часть я разглядеть не мог – там не горел свет. Мягко гудел где-то бойлер, журчала вода по трубам. Все вместе сливалось в шум, похожий на гул в морской раковине, когда подносишь ее к уху.