Черный телефон - Джо Хилл

Теперь мы стояли бок о бок, навалившись на перила и глядя на проезжающие машины. Я еще раз рассеянно посмотрел на снимок, не зная, что и сказать. Минди Акерс была рыжей кудрявой простушкой, ужасно прыщавой и без памяти втрескавшейся в Эдди. Если она и проиграет ему десять партий в шашки, то уж наверняка нарочно.

Но в этот момент Минди с ее желаниями или нежеланиями сделать что-то для Эдди была мне куда менее интересна, чем сияющий у него под глазом свежий синяк, который он явно не хотел обсуждать.

– Охренеть, как круто, – отозвался я наконец и пристроил фото на цементную стенку под поручнем. Рука при этом попала на один из лежащих там кирпичей, да так и осталась на нем. Внизу громыхал тягач; водитель врубил низшую передачу, и двигатель взревел. Черный дизельный дым вился вверх сквозь крупные, мохнатые снежинки. Когда это пошел снег? Я и не заметил.

– Что с глазом-то? – попробовал я еще раз, удивляясь собственному волнению.

Эдди вытер нос рукой. С его лица не сходила ухмылка.

– Тот кусок дерьма, с которым гуляет моя мамашка, застукал меня, когда я рылся в его кошельке. Можно подумать, нужны мне его талоны на питание или что там у них… Он сегодня рано ляжет – завтра ему до рассвета в Кентукки выезжать, – вот я и торчу тут, пока не… О, гляди, бензовоз!

Я опустил глаза и увидел, что приближается очередной грузовик с длинной цистерной.

– У нас всего одна попытка пустить этого урода под откос! – возвестил Эдди. – Сто граммов «си-четыре»![20] Завалим его – встанет вся дорога.

Я думал, Эдди столкнет на грузовик тот кирпич, что торчал на стене перед ним. Однако он пристроил свою ладонь поверх моей, все еще лежавшей на другом обломке. Меня кольнула тревога, но руки я не убрал. Наверное, это стоит подчеркнуть. Я сам допустил то, что случилось.

– Ждем… – инструктировал Эдди. – Внимание… целься… давай!

Он толкнул мою руку. «Снаряд» со звоном ударился о бензовоз и отскочил вбок, туда, где как раз в этот момент грузовик начала обгонять красная «Вольво». Кирпич угодил в лобовое стекло, по которому мгновенно разбежалась паутина трещин, и машина исчезла под мостом.

Мы кинулись к перилам на противоположной стороне. Дыхание у меня перехватило, воздух комом встал в груди. Когда автомобиль появился из-под моста, его несло влево, на обочину. Он слетел с дороги и скатился по заснеженной насыпи со скоростью около пятидесяти километров в час. Внизу, в небольшой долинке, торчало несколько гибких кленовых саженцев. «Вольво» с треском воткнулся в один из них. Разбитое лобовое стекло, сверкая, вылетело наружу, скользнуло по капоту, свалилось в снег.

Я все еще пытался перевести дух, когда передняя пассажирская дверь распахнулась, и из нее выкарабкалась немолодая блондинка в красном пальто с поясом. Держась рукой в перчатке за глаз, второй рукой она дергала заднюю дверцу с криком:

– Эми! Господи, Эми!

Эдди ухватил меня за локоть, развернул к тропинке, толкнул вперед.

– Валим отсюда нах!

Он продолжал толкать меня, и когда мы сбежали с моста – настолько сильно, что я упал на одно колено, и осколки щебня, как стрелы, впились в коленную чашечку. Потом Эдди рванул меня вверх за локоть, и мы понеслись дальше. Я ни о чем не думал. Бежал. Кровь колотилась в висках, лицо горело. Я бежал…

Мысли вернулись в голову, только когда мы добрались до парка и перешли на шаг. Не сговариваясь, повернули к моему дому. Легкие горели – от бега в тяжелых зимних ботинках я устал и наглотался ледяного воздуха.

Женщина рвала заднюю дверь с криком: «Эми!» Выходит, там девочка, дочка? Высокая, грузная блондинка зажимала глаз рукой. Осколок стекла? А вдруг она теперь ослепнет? И вылезла с пассажирского места. А как же водитель? Почему не вышел? Без сознания? Или… погиб? Ноги у меня тряслись. Я не мог отделаться от ощущения ладони Эдди на моей руке, толкающей кирпич, который летит, летит, переворачиваясь в воздухе, и ударяется в бензовоз, а оттуда – в лобовое стекло легковушки. Все уже случилось. Ничего не исправить.

Эта мысль поразила меня, как откровение. Я посмотрел на руку, столкнувшую кирпич, и увидел, что в ней зажато фото. Клочок ткани под пальцами между ног Минди Акерс. Не помню, когда я успел его захватить. Я молча показал снимок Эдди. Тот смерил его озадаченным взглядом.

– Оставь у себя, – сказал он, и это были первые слова, которые прозвучали с тех пор, как он заорал «Валим отсюда нах!»

Подойдя к моему дому, мы прошли мимо мамы – она остановилась у почтового ящика поболтать с соседкой и рассеянно провела пальцами по моей шее, когда я проходил мимо – легкий, ласковый жест, от которого меня передернуло.

Я молчал, пока мы не вошли в прихожую и не начали раздеваться. Отец был на работе, где Моррис, я не знал, да и не думал об этом. Темный и тихий дом казался пустым.

– Надо бы позвонить, – сказал я, расстегивая вельветовую куртку. Голос прозвучал словно со стороны – не из моей гортани, а откуда-то из угла, из-под кучи сложенных там шапок.

– Куда?

– В полицию. Узнать, все ли в порядке.

Эдди замер и уставился на меня. В тусклом свете прихожей его подбитый глаз выглядел неудачно подведенным тушью.

– Скажем, что просто стояли на мосту, увидели аварию, – продолжал я. – Необязательно же сообщать, что мы ее и устроили,

– Мы ее не устраивали.

– Ну…

Это было такое беспардонное вранье, что я не мог найтись с ответом.

– Кирпич отлетел не в ту сторону, – пояснил Эдди. – При чем тут мы?

– Я просто хочу убедиться, что все живы. Сзади сидела девочка…

– Да какая, на хрен, девочка!

– Ну… – Я снова заколебался, но нашел в себе силы продолжать. – Точно сидела, Эдди. Ее мама звала.

Он замер на миг, буравя меня злобным, оценивающим взглядом, потом пожал плечами и сбросил ботинки.

– Позвонишь в полицию – я на себя руки наложу. Тогда и это будет на твоей совести.

На меня навалился тяжкий груз. В груди сдавило.

– Брось, – выдавил я еле слышным, свистящим голосом.

– Я серьезно. – Эдди помолчал и добавил: – Помнишь, я рассказывал, как мне брат звонил насчет тех машин, что он раздевал в Детройте?

Я кивнул.

– Так вот это была брехня. А как он трахал рыжих близняшек в Миннесоте?

После паузы я кивнул опять.

– Тоже вранье. Я все время врал. Он нам не звонит. – Эдди глубоко, прерывисто вздохнул. – Понятия не имею, где он и чем занимается. Только один раз он меня набрал, еще из-за решетки. За два дня до того, как слинял. Голос у него был… Как будто старался не реветь. Заставил меня поклясться, что я не выкину ничего такого, за что туда попаду. Сказал, меня точно попробуют пидором сделать. Там куча бостонских негров, налетают всей шоблой, и привет. А потом он исчез, и никто не знает, что с ним стряслось. По-моему, будь он в порядке, он бы точно позвонил. Мы с ним неразлейвода были. Не заставлял бы он меня гадать, что да как. А еще я знаю, что ни за что не стал бы он чьей-нибудь подстилкой. – К этому времени Эдди уже беззвучно плакал, вытирая слезы рукавом. Потом поднял на меня злые, покрасневшие глаза. – Так что не пойду я за решетку из-за случайной аварии, в которой не виноват. Никто из меня гомика не сделает. Пытались уже. Этот говна кусок из Теннесси, моей мамашки хахаль… – Он осекся и отвел глаза.