Краткая история Европы - Саймон Дженкинс

В 1960-х повзрослело поколение «демографического взрыва». За десять лет в Великобритании удвоилось число университетов. Европейская музыка освобождалась от влияния импортного американского рок-н-ролла. В 1962 г. свой первый сингл выпустили «Битлз», в 1963 г. – «Роллинг Стоунз». Новое поколение росло, не обремененное воспоминаниями о войне. Молодые немцы задавали родителям вопросы о событиях 1930–1940-х годов – тема, прежде табуированная. Обрела популярность идея особой молодежной политики – отличной от той, что проводят традиционные партии.

В конце 1960-х по всей Европе прошли уличные шествия: демонстранты яростно протестовали против развязывания Америкой войны во Вьетнаме. В 1968-м эхом прошлых веков прозвучали беспорядки в Париже, начавшиеся в основном с требования реформы высшего образования. В 1970 г. в Германии активизировалась банда Баадера – Майнхоф, а в Италии появились «Красные бригады» – свои усилия они направляли в основном на убийство управляющих корпорациями. Только Чехословакия поднялась на осмысленное восстание, но недолгая «Пражская весна» 1968 года, которую возглавил умеренный лидер Александр Дубчек, закончилась ничем. Повторив венгерские события десятилетней давности, советские танки превратили весну в зиму. Как и в 1848 г., Европа 1960-х представляла собой неплодородную для городских революций почву.

И тем не менее Карибский кризис привел к несомненному потеплению в холодной войне. Символом новой Европы стала победа на выборах 1969 г. в Западной Германии первого социал-демократического канцлера Вилли Брандта, отстаивавшего стратегию «восточной политики» – сотрудничества с коммунистическими странами. Он официально признал ГДР и выступал за облегчение условий торговли и туризма между Востоком и Западом. Годом позже оживились затихшие было разговоры о ядерном разоружении и начались первые переговоры об ограничении стратегических ядерных вооружений (ОСВ-I). Договор об ограничении количества баллистических ракет, нацеленный на снижение риска предупредительного «первого удара», был подписан в 1972 г.

В 1970-х, в годы премьерства Эдварда Хита, отношение европейского сообщества к Великобритании поменялось достаточно сильно, чтобы в 1973 г. страну наконец приняли в ЕЭС. Двумя годами позже британский референдум утвердил это решение. За проголосовали две трети британцев, протестовали в основном левые. Лондонская The Times потребовала, чтобы в школах в будущем «преподавали историю Европы… а не только Британии». В те же годы в Европе сократилось число диктатур, уцелевших во Второй мировой: Греция и Португалия освободились от них в 1974 г., Испания – в 1975-м. Эти страны выбрали демократию и вслед за Британией присоединились к ЕЭС. Европейское сообщество вступило наконец в пору зрелости.

Период разрядки совпал со временем, когда американской международной политикой руководил Генри Киссинджер (1969–1977). Еврей, беженец, покинувший Германию в 1938 г. и так и не избавившийся от сильного немецкого акцента, Киссинджер был последователем Бисмарка и его «реалполитик» – политического прагматизма. Он был полностью поглощен задачей вытащить Америку из Вьетнама, и холодная война заботила его меньше, чем необходимость стабилизировать мировой баланс сил. С этой целью Киссинджер стремился уравновесить три центра силы: США, Советский Союз и возрождающийся Китай. Европе в этом треугольнике места не было.

Разрядка отвечала целям Киссинджера, но ненадолго пережила его отставку. Когда в 1979 г. СССР вторгся в Афганистан, Запад, казалось, потерял терпение. Сдерживание, взаимодействие и разрядка не принесли результатов. После вторжения в Афганистан на СССР наложили экономические санкции, а 66 стран бойкотировали Московскую Олимпиаду-1980. Только что избранные консервативные лидеры Британии и США, Маргарет Тэтчер (1979–1990) и Рональд Рейган (1981–1989), соревновались в антикоммунистической риторике. Разрядка, сказал Рейган, была «дьявольским изобретением, затупившим меч Америки». Он подчеркнул, что «у режимов, культивированных тоталитаризмом, было тридцать лет, чтобы укрепить свою легитимность». Советский Союз он назвал «империей зла». Тэтчер же называла социализм идеологией, которая «не выдержала испытания на прочность».

При том что Рейган не отказывался от продолжения переговоров о ядерном разоружении, он втянул Восток и Запад в новую гонку вооружений, которая на этот раз приняла вид космических «звездных войн». В перспективе это грозило невообразимой ядерной войной за пределами земной атмосферы. Москве участие в «звездных войнах» оказалось не по карману. Паранойя советских руководителей только обострилась, когда в 1980-х Лех Валенса основал в Польше движение «Солидарность», которое пользовалось всенародной поддержкой, и в Москву стали поступать сообщения о появлении подобных движений в других странах Варшавского договора. Кремль приказал разогнать «Солидарность», и для западной общественности Валенса стал героем. На протяжении десяти лет его то бросали в тюрьму, то выпускали на волю.

В 1983 г. напряжение достигло критической точки. Советским Союзом в то время руководил мрачный, слабый здоровьем аппаратчик Юрий Андропов, который был убежден, что Америка в любой момент может напасть на СССР. В сентябре 1983 г. СССР сбил корейский самолет, случайно нарушивший советское воздушное пространство, и вверг мир в кризис, не уступавший Карибскому. Москва утверждала, что самолет был шпионским. Через несколько недель НАТО взбудоражило советскую внешнюю разведку, поменяв коды связи во время командных учений под названием «Опытный Лучник». Вашингтон разместил баллистические ракеты «Першинг» в Западной Германии; их подлетное время до Москвы составляло 10 минут. На прикроватном столике умирающего Андропова стоял наготове чемоданчик с ядерной кнопкой. Но никто не знал, насколько серьезно настроены все остальные, – и кризис миновал. Европа в очередной раз разыграла карту сдерживания.

Что бы ни происходило на фронтах холодной войны, эволюции ЕЭС это не мешало. В 1986 г. был принят Единый европейский акт, согласно которому решения в Совете ЕЭС принимались большинством голосов (а не единогласно), что знаменовало передачу суверенитета и предусматривало объединение в областях, выходящих за рамки одной только торговли. Специальные фонды должны были финансировать мероприятия по укреплению «социальной сплоченности». Богатые регионы Европы должны были субсидировать бедные. Тэтчер горячо поддерживала реформы. Когда два года спустя Акт вступил в силу, она с гордостью сообщила бизнес-элите страны, что «Британия взяла на себя ведущую роль в создании Общего рынка без барьеров, явных или скрытых, предоставив вам прямой и беспрепятственный доступ к кошелькам трехсот миллионов богатейших людей мира». Бизнесу стоило воспользоваться этим преимуществом.

Подписав Акт, Великобритания взяла на себя максимально возможные для страны обязательства перед Европой, как признавала Тэтчер, которая позже пожалела об этом шаге. В 1986 г. Лондон мог бы решить, что с него довольно Европейского Сообщества, и вернуться в объятия ЕАСТ. Британия могла бы избрать для себя более свободный, необременительный торговый режим. Вместо этого она предпочла сделать шаг вперед, а не назад в странном танце, в котором она веками кружилась с материковой Европой.