Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

Сейчас важно понять, как выглядели бои глазами милиционеров, влившихся теперь в Народную армию. Большинство были промышленными рабочими, имевшими мало опыта сельской жизни. Даже отслужившие в армии не были обучены приемам элементарного обустройства, тем более выживания в бою. Их колонны и новые «смешанные бригады» маршем или на грузовиках покидали Мадрид. Карты были такой редкостью, что уже на уровне роты достать их было почти невозможно, да и те, что выдавались, никто не умел толком прочесть. На выделенных для обороны позициях солдаты, имевшие максимум винтовку, патронную сумку и одеяло, приступали к рытью окопов штыками и голыми руками. Об отхожих местах никто не заботился, так как для этого нужно было бы дополнительно ковырять каменистую испанскую почву, да и их посещение представляло бы опасность. Чаще всего нужду справляли прямо в окопах, что приводило в ужас интербригадовцев, привыкших на Первой мировой зарывать нечистоты в землю.

Кастильская зима известна холодными ветрами с гор, и милиция мерзла в окопах, одетая часто в одни комбинезоны и обутая в брезентовые ботинки alpargatas с матерчатой подошвой, которая быстро сгнивала. Повсюду была грязь, о чистоте нечего было мечтать: остро не хватало цистерн с водой и тем более мыла.

Теоретически в каждом батальоне было три стрелковые роты и одна пулеметная, но к полному комплектованию приближались только Интербригады и отдельные коммунистические формирования. Пулеметы превращались в главное средство отражения лобовых атак, и отсутствие в Народной армии как самого оружия, так и опытных пулеметчиков было огромным недостатком. Марокканские «регуларес» прославились на войне именно как умелые пулеметчики, не говоря об их способности использовать «мертвое пространство». Голые участки, на которых они так успешно сражались с испанцами в колониальных войнах, научили их максимально использовать мельчайшие складки на местности. Это не только резко снижало их потери, но и, вместе с их пугающей славой мастеров кинжала, внушало республиканским войскам леденящий ужас. Они умели бесшумно просачиваться на кое-как обустроенные позиции республиканцев и заставать обороняющихся врасплох.

Командование националистов, демонстрировавшее в большинстве такую же приверженность замшелым догмам, как и противная сторона, использовало «регуларес» далеко не в полную силу. Бои чаще всего сводились к эпизодическим атакам, нередко на открытых ничейных участках, за которыми следовали контратаки. Единственным заметным отличием от тактики Первой мировой войны была лучшая координация совместных действий пехоты и танков, а также массированное применение в операциях артиллерии и бомбардировочной авиации. То и другое относилось, правда, почти исключительно к националистам, которым помогали советники из легиона «Кондор».

В то время складывалась новая порода республиканских командиров – молодых, напористых, беспощадных, храбрых, но одновременно – безнадежно косных и так же лишенных воображения, как старые офицеры армии метрополии. Выдающимися образчиками этой породы людей, олицетворяемой Модесто и Листером, были коммунисты из 5-го полка. Некоторые, вроде Мануэля Тагуэньи[482], вступили в компартию в первые месяцы войны, начав службу в батальонах социалистической молодежи, приписанных к 5-му полку на время летних боев в горах. На этот жесткий, традиционный подход к военной тактике сильно влияла сталинистская ортодокальность. Казнь маршала Тухачевского и его сторонников, выступавших за новый подход к танковой войне, вернула коммунистическую военную теорию к устаревшей, зато политически надежной тактике. В России опять ввели правило отдавать честь, которое тут же перенял 5-й полк. Офицеры XI Интербригады даже маршировали по мадридской Гран-Виа на параде 8 ноября с саблями на боку. Политучеба в новых республиканских бригадах велась по революционным канонам, а маневры проводились по шаблону царской армии.

В промежутке между двумя этапами наступления на шоссе в Ла-Корунью республиканцы предприняли безуспешную операцию на юге, против сил Кейпо де Льяно, напавших на богатую оливками область Андухар. Она стала дурным предвестием для недавно вступившей в бой XIV Интернациональной бригады генерала «Вальтера»[483], польского коммуниста, впоследствии командовавшего 2-й Польской армией в Берлинской операции Красной армии. В бригаду входил батальон французов «Марсельеза», а в нем воевала британская рота. Главный бой у деревни Лопера, грянувший сразу после Рождества, известен гибелью двух английских поэтов-коммунистов, Джона Корнфорда и Ральфа Фокса, а также устрашающими признаками той кровавой комедии, в которую превращалось в Интернациональных бригадах правосудие.

Бой начался утром 28 декабря и продолжался 36 часов. Вальтеру было приказано отбить Лоперу, но у него не было ни телефонной связи, но артиллерийской и авиационной поддержки. Националисты открыли ураганный пулеметный, минометный и артиллерийский огонь. XIV Интербригада была совершенно необученной, так что, подобно милиции в схожих ситуациях, многие бойцы бежали от пулеметных очередей. Под оливами полегло около 800 человек, 500 дезертировало с передовой[484].

Командир Марсельского батальона майор Гастон Деласаль был арестован и предан суду по обвинению не только в неумении и трусости, но и в «шпионаже в пользу фашистов». Спешно собранный Андре Марти военный трибунал признал его виновным. Позднее Илья Эренбург писал, что Марти говорил, а иногда и вел себя как «душевнобольной», а Густав Реглер отмечал, что Марти торопился расстрелять любого подозреваемого, не тратя время на то, что называл «жалкой буржуазной нерешительностью»[485]. Зато у некоторых интербригадовцев он вызывал восхищение. Соммерфилд назвал его «подлинным революционером, воплощением терпения, гранитной твердости и абсолютной, непоколебимой решительности».

Том Уинтрингэм, впоследствии командовавший Британским батальоном, назвал разбирательство «совершенно справедливым военно-полевым судом». Однако служивший в XIV Интербригаде Ник Гиллен позднее писал: «Конвоиры выволокли приговоренного, продолжавшего кричать о своей невиновности, из зала суда. Раздалось два или три выстрела. Потом некто, вернувшись, положил на стол часы и деньги… Так свершилось революционное правосудие»[486].

Националисты и поддерживавшие их страны оси начинали приспосабливаться к затяжной войне. То, как обернулись события, не удивило Гитлера, получавшего точную информацию от германского поверенного в делах Фолькерса. Его не тревожили длинные пессимистические доклады посла при Франко Фаупеля и командира легиона «Кондор» генерала Шперле, так как долгая война лучше отвечала его намерениям, отвлекая внимание от его экспансионистских планов в Центральной Европе. Что касается Муссолини, то тот мечтал завоевать в Европе военную славу, но его настроение сильно менялось в зависимости от побед или неудач его войск.