Это всегда была ты - Никола Хотель

– Хочешь, я возьму ее у тебя?

Но по Ною нельзя было сказать, слышал ли он вообще мой вопрос. Его взгляд устремлен только на девочку, на голове которой вьются черные локоны. Сначала Ной издает стон, потом наконец берет ребенка на руки как следует. Эти двое смотрят друг на друга, как будто они столкнулись странным образом, и на это просто невероятно мило смотреть.

– Эй, я знаю, что ты сейчас делаешь, – говорит он малышке. – Ты хочешь обвести меня вокруг пальца. Но это не сработает, и не надейся. Я не люблю детей.

Большие кукольные глаза даже не моргают. Она неотрывно смотрит на Ноя и протягивает ему свои пальцы.

– Делай что хочешь. Меня это совсем не впечатляет, ты… черт, немыслимо… чертовски милый… ребенок.

Маленькие пальчики продолжают шевелиться, а потом она что-то напевает.

– Да, солнышко, эту песню я знаю.

Своими большими пальцами Ной теперь по очереди трогает маленькие пальцы девочки и начинает петь:

– Крошка-паучок взбирался по трубе…

Я хватаюсь за руку Харпер. Мы задерживаем дыхание, как будто ждем катастрофы, наблюдая, как пальцы Ноя ласково поднимаются над пальцами ребенка, а его рот напевает старую детскую песенку. При этом на лице у него появилась совершенно дурацкая ухмылка.

– Боже мой, Мэгги! – панически визжит женский голос, и молодая женщина, дико жестикулируя, бежит к нам. В мгновение ока она бросается к ребенку и вырывает его из рук Ноя, который остается стоять в воде с пустыми руками, словно насквозь промокшая собака.

– С тобой все в порядке, моя дорогая? О боже, о боже, о боже, Мэгги, моя малышка. – она осыпает лицо своей дочери поцелуями, поднимает маленькие ручки и осматривает ее на наличие травм. – Спасибо, что спасли моего ребенка. Спасибо, спасибо! Я даже не могу сказать, насколько я вам благодарна.

Она пожимает руку Ною, но тот отводит ее и скрещивает руки.

– Эй, постойте-ка, – говорит Ной. – А где гарантии, что это действительно ваш ребенок?

Мы все уставились на него обезумевшими глазами. Включая мать, которая, кажется, даже не понимает, что он только что сказал. Сходство между матерью и ребенком нельзя не заметить при всем желании. У них одинаковые глаза и одинаковые губы. Их купальники даже украшает один и тот же узор. Кроме того, ребенок смотрит на свою маму, радостно указывает на Ноя и говорит:

– Па-па.

– Нет, дорогая, это не папа. Папа ждет нас наверху.

– Ладно, – ворчит Ной. – Но в следующий раз вам, возможно, следует быть более осторожными. Кто знает, что могло случиться!

Женщина резко бледнеет.

– Ной!

– Ладно. – он медленно выдыхает. – В конечном счете все закончилось хорошо.

– Я действительно бесконечно благодарна вам. Эта ситуация такая кошмарная. Пойдем, Мэгги, вернемся к папе. – она слегка хлопает ребенка по бедру. – Еще раз спасибо!

Затем женщина вместе с Мэгги снова взбирается по скалам вверх.

Мы все смотрим им вслед.

Ной уставился на свои пустые руки, на горку, а потом на то место, где исчезла Мэгги.

Ашер похлопывает его по плечу, подавляя смех.

– Теперь, во всяком случае, ясно, кто в нашей семье выиграет конкурс «Отец года».

На обратном пути в лагерь Ной говорит:

– Я думаю, что малышка разбила мне сердце.

Харпер только закатывает глаза, а я переглядываюсь с Ашером, который с трудом подавляет смех. Мы отступаем, чтобы остальные не могли нас подслушать. Солнце в этот день яростно палит на наши головы, и я осушаю бутылку воды, потому что мое горло сильно пересохло. Ашер продолжает вытирать потный лоб, лицо его приняло неестественный румянец.

– Ты в порядке? – спрашиваю я его. – Мне кажется, у тебя солнечный ожог.

Он жестом отмахивается от моего замечания, а потом усмехается, глядя на меня:

– Только не рассказывай больше никому, но я думаю, что сегодня был лучший день в моей жизни.

– Неужели? Явно не потому, что ты словил солнечный удар.

– А потому что я думаю, что этот день был великолепен?

– Ладно. Вчерашний день мне казался даже лучше.

В животе покалывает, и я направляю взгляд вперед.

– Вчера, – говорит он, останавливаясь, – была лучшая ночь. Эта ночь была просто идеальной.

На мгновение я теряю дар речи. В отличие от меня, Ашер, наверное, уже провел чертовски много таких ночей. Может ли быть, что эта ночь действительно была такой необыкновенной для него?

Неотрывно мы смотрим друг на друга. Сэм и Харпер поворачиваются к нам.

– Ну чего вы там возитесь, ребята? У вас уже мозоли натерлись на ногах?

Никто из нас не реагирует на это. Мы стоим посреди широкой гравийной дорожки и оба дышим слишком быстро.

– Я буду доказывать тебе каждую ночь, что между нами все может быть прекрасно. Абсолютно идеально.

Мы не касаемся друг друга, просто продолжаем смотреть. Ашер жмурится от заходящего солнца и улыбается. И хотя между нами все равно достаточно места, чтобы протянуть руки, и мы даже не одни, но все это оказывается неожиданно самым интимным моментом в моей жизни.

* * *

Ашер выглядит не очень хорошо. Он весь вечер отмахивается от моих обеспокоенных вопросов, но, по крайней мере, когда мы все сидим у костра и едим поджаренный хлеб с помидорами, я уверена, что что-то не так. Глаза Ашера выглядят усталыми, а лицо пугающе бледным.

– Ты не в порядке, – пытаюсь я еще раз. – Я же вижу, что что-то не так. Тебе плохо? Может быть, солнца сегодня действительно было слишком много.

– Айви, все… все в порядке.

– Хочешь, я принесу тебе что-нибудь попить?

– Ты теперь медсестра?

Даже если он и говорит эти слова, подмигивая, подчеркнутый подтекст резкости его слов нельзя не заметить.

– Сводная сестра, – говорю я, хватаясь за его руку. – Всего лишь сводная сестра.

Но Ашер не может даже устало улыбнуться этой шутке.

– Твоя рука совсем горячая, и ты вспотел.

Он отдергивает ее и проводит тыльной стороной ладони по лбу.

– Да еще тепло. Или как, ребят? – говорит он, обращаясь к остальным. – У меня такое чувство, что сегодня не становится ни капли прохладнее.

– Ты так думаешь?

Харпер принесла куртку и укрыла ею свои босые ноги. Сэм сидит позади нее и трется о ее плечи.

– Я тут подумал, а не вытащить ли из палатки спальный мешок.

– Но сегодня вечером мы больше не будем играть в эту дерьмовую настольную игру, не так ли?