Конкистадоры. История испанских завоеваний XV- XVI веков - Иннес Хэммонд

Корректно здесь изложены события или нет, но совершенно очевидно, что Писарро выгодно было изображать из себя «делателя Инков». Несомненно, именно его решение устроить арбитражный суд для выяснения, кто является подлинным Инкой, послужило непосредственной причиной смерти Уаскара. Когда ему доложили об этом убийстве, он сперва не поверил, затем пришел в ярость. Этим поступком Атауальпа заставил испанцев иметь дело с одним-единственным Инкой. Какое бы удивление и негодование ни изображал он при получении известия о смерти брата, вряд ли можно сомневаться в том, что сделано это было по его приказанию. Братоубийство, отмечает Прескотт, не считалось особенно отвратительным преступлением в мире индейцев, поскольку каждый Инка имел множество жен и сыновей. Однако для христиан все выглядело совершенно иначе, в особенности если Гарсиласо прав, описывая, что Уаскара «умертвили чрезвычайно жестоким образом. Палачи разрезали его на куски, и неизвестно, что они сделали с его останками потом. Согласно индейской народной легенде, они его съели в припадке ярости. Однако отец Акоста пишет, что его останки были сожжены». Мало вероятно, чтобы останки Уаскара действительно были сожжены, ибо согласно религии индейцев в этом случае он не обрел бы посмертной жизни. Как бы то ни было, память об этом поступке Атауальпы, без сомнения, помогла успокоить совесть испанцев, когда пришло время финального акта трагедии.

Прошло несколько недель, напряжение в лагере испанцев нарастало. Наконец в лагерь потекли сокровища. Расстояния в империи были велики, а каждую пластинку золота следовало доставить на спине ламы или индейца-носильщика. Первыми прибыли пластины, содранные со стен ближайших храмов, и огромные золотые блюда весом по четверти центнера[44]. Сложенные стопкой, они занимали мало места, и груда золота росла медленно. Солдаты, которым было совершенно нечего делать, кроме как охранять Инку и проигрывать в кости будущие барыши, начали роптать. Атауальпе предъявили претензии в том, что он не выполняет свою часть договора. В итоге было решено направить в Куско троих испанцев, которые проследят за снятием золотого покрытия со стен главного храма Солнца. Этот храм являлся важнейшим в мире инков, и развалины его можно и сегодня увидеть в галереях церкви Санто-Доминго. Гарсиласо детально описал его:

«Главная дверь храма открывалась на север, и было еще несколько дверей, менее важных, которые использовались для служб в храме. Все эти двери были покрыты пластинами из золота, а стены здания были обиты снаружи золотой полосой, в три фута шириной, которая шла вокруг всего храма.

Храм переходил в квадратную галерею с примыкающей к ней стеной, так же украшенной золотой полосой, как и уже описанная нами. Испанцы заменили ее гипсовой полосой такой же ширины, которую можно было видеть на еще сохранившихся стенах, когда я покидал Перу. Три остальных стороны галереи открывались в пять больших квадратных комнат, не имевших соединения между собой, и были покрыты крышей в форме пирамиды.

Первая из этих комнат посвящалась Луне, невесте Солнца, и по этой причине располагалась ближе всего к основному зданию. Она была полностью обита серебром, и изображение Луны с лицом женщины украшало ее таким же образом, как изображение Солнца украшало большее здание. Индейцы не приносили ей жертв, но они приходили к ней с визитами и молили ее о посредничестве, как сестру-невесту Солнца и как мать всех Инков. Они называли ее Мамакилья, что означает «мать наша, Луна». В этом храме хоронили королев, в то время как королей хоронили во втором. Мама Оккло, мать Уайны Капака, занимала там почетное место, перед изображением Луны, потому что родила такого сына.

Комната, соседняя с комнатой Луны, были посвящена Венере, Плеядам и всем звездам. Как мы уже говорили, Венере оказывали почести как пажу Солнца, сопровождающему его в пути, то следуя за ним, то опережая его. Индейцы рассматривали остальные звезды как прислужников Луны и именно поэтому располагали их рядом с ней. Плеяды удостаивались особого почитания из-за правильности и совершенства расположения звезд.

Эта комната была вся отделана серебром, как и комната Луны, а потолок, усеянный точками звезд, изображал небесную твердь. Следующая комната посвящалась Молнии и Грому, которые оба вместе обозначались одним словом, illapa… Четвертая комната посвящалась Радуге, которая, как они говорили, спускается от Солнца… пятая, и последняя, комната была оставлена для верховного жреца и его помощников».

Трех эмиссаров, направленных в Куско, встретили как богов, и они, согласно некоторым описаниям, вели себя совершенно разнузданно, даже насиловали Солнечных Дев. Одним из них был Сарате, и кажется в высшей степени маловероятным, чтобы он и два его товарища, одни в великом городе инков, стали бы столь бессмысленно рисковать своими жизнями. Правда, Писарро отправил в Куско де Сото и дель Барко, но это, вероятно, потому, что золото поступало недостаточно быстро. Во всяком случае, главной их целью было посольство к Уаскару. Тем временем, несмотря на прибытие индейских вождей из все более отдаленных мест с изъявлениями лояльности – прибыл даже вождь и верховный жрец Пачакамака, находившийся на побережье в двухстах пятидесяти милях от Куско, – испанцы жили в постоянном напряжении, лагерь был полон слухов и шли разговоры о заговоре, будто бы замышлявшемся в Уамачуко в шестидесяти милях к югу.

14 января 1533 года Эрнандо Писарро отправился с двадцатью всадниками и десятью или двенадцатью пехотинцами «удостовериться в истинности этих докладов и поторопить прибытие золота». Доклады оказались безосновательными. Он отослал золото под охраной и затем предпринял один из тех фантастических маршей, о которых испанцы в своих отчетах рассказывают с такой легкостью. Его первой целью стал сам Пачакамак. «Нам потребовалось двадцать два дня, – лаконично докладывает Эрнандо Писарро и прилагает краткое описание горных дорог – «зрелище, на которое стоит посмотреть» – каменные мосты, шахты, города. «Климат здесь холодный, идет снег, и часто бывает дождь». В Сьерре стояла зимняя стужа, тем не менее он ничего не говорит о трудностях и тяготах – на самом деле, подковы лошадей сносились на горных дорогах, и из-за отсутствия железа им пришлось подковать лошадей серебром. В отчете Мигеля де Эстете – он охранял золото в этой экспедиции – содержится полный список; за тридцать дней, которые, по его расчетам, потребовались, чтобы добраться до Пачакамака, они останавливались в семнадцати городах и в двадцати двух городах на обратном пути, на который потребовалось гораздо больше времени – пятьдесят четыре дня, поскольку пришлось возвращаться назад в Хауйю заснеженными перевалами.

Похоже, Эрнандо Писарро никогда не приходило в голову, что он действует излишне дерзко, и это притом, что население Хауйи составляло сто тысяч человек, а рядом стоял лагерем военачальник Атауальпы, Чалькучима, с тридцатью пятью тысячами воинов. Он решил, что Хауйа была бы хорошим местом для поселения – «во всех моих путешествиях я не видел места лучше». Он задержался там на пять дней, и «все это время они [индейцы] ничего не делали, только танцевали и пели и устраивали большие праздники с выпивкой». Этот карнавал с выпивкой и танцами проводится до сих пор в ознаменование начала сезона дождей. О «пленении» Чалькучимы он говорит только: «Вождь этот не пожелал пойти со мной, но когда он увидел, что я решительно настроен его увести, он пошел по собственной воле». Даже приняв во внимание невероятную самоуверенность Эрнандо Писарро и тот факт, что индейцы принимали испанцев как богов, кажется едва ли возможным, чтобы он смог взять в плен одного из славнейших вождей Атауальпы и обездвижить армию из тридцати пяти тысяч воинов, имея в своем распоряжении не более тринадцати всадников и около девяти пеших солдат. Скорее всего, он пользовался поддержкой сторонников Уаскара, хотя о наличии индейских вспомогательных войск нигде не упоминается до тех пор, пока сами испанцы не передрались между собой.