Край вечных туманов - Роксана Гедеон

Но его не могли казнить, не заставив выдать ключ к его счетам в женевском и лондонском банках, где лежали громадные суммы денег. Пока он держит эти счета в секрете, он жив. Но нельзя исключать, что к нему применяют всевозможные способы воздействия с целью заставить раскрыть секрет. Возможно, вплоть до пытки…

Я содрогнулась. За окном уже были сумерки, внизу гражданка Белланже готовила ужин и по своему обыкновению душила жильцов чадом. Октябрьский дождь брызгами стучал по стеклу и стекал вниз, сливаясь в мутные струйки. Отблески городских огней плясали по стенам.

И я внезапно поняла, что не могу уехать из Парижа, даже не попытавшись помочь человеку, которого люблю.

1

Еще не рассвело, а я уже сидела, склонившись над кружевом. В Париже нам надо было на что-то жить. Розарио получал временную работу – то каменщиком, то помощником оружейника или кузнеца, то чистил сапоги на площади, но все это было от случая к случаю и приносило мало денег. Кроме того, он, как нормальный жених, знающий приличия, дарил мадемуазель Антонелли то колечко, то ленты, то цветы, а все это в нынешние времена стоило ужасно дорого. Поэтому я отправилась к своей старой знакомой, мадам Тессье – она теперь называлась гражданкой Тессье, галантерейщицей. Она сразу узнала меня и дала заказы. Я купила нитки, пряжу, крючок и спицы. Вот уже который день принцесса де ла Тремуйль вязала для состоятельных буржуазок и жен разбогатевших дельцов всевозможные «блонды» и «шантийи».

За это платили шестьдесят су в день.

– Послушай, Ритта, ты не могла бы сегодня вечером куда-нибудь уйти и увести Аврору?

Я удивленно взглянула на брата.

– Уйти? Куда же я уйду?

– Ну, допустим, к Джакомо. Он приютит вас на эту ночь. А мне очень надо побыть ближе к Лоре.

– Ты не знаешь, какие у меня отношения со Стефанией! – рассерженно сказала я.

Я вообще старалась встречаться с ней пореже. Прийти туда на целую ночь – это значит обречь себя на беспрерывные разговоры о «бездельницах, которые, только оказавшись в бедности, вспоминают о своей родне».

– Ты уйдешь?

– Ты очень осложняешь мне жизнь, Розарио! – сказала я раздраженно. – Разумеется, я уйду.

Для меня не было секретом, что, хотя брак Розарио и Лауры все время откладывается по причине недостатка денег, они не утруждают себя ожиданием и давно уже предаются радостям супружества. Как я поняла, это у них началось задолго до того, как Розарио ушел в армию. А Лора вообще демонстрировала раскованность и полную свободу от предрассудков, достойную разве что Версаля. Я всегда думала, что буржуазки в этом отношении более добродетельны, чем аристократки. Но Лора убедительно доказала, что бывает и наоборот.

– Ты любишь ее? – невольно вырвалось у меня.

– Я хочу на ней жениться.

– Я спросила тебя о любви. Он взглянул на меня, усмехаясь.

– Ей-богу, ты говоришь как по писаному. Черт побери! Лора – единственная девчонка, на которой я хочу жениться. А это много значит.

Я замолчала, зная, что в лексиконе Розарио нет слов о любви.

Чтобы отблагодарить меня за согласие оставить их одних в комнате, брат отправился в лавку за хлебом. Покупка хлеба уже давно превратилась в мучение, и я облегченно вздохнула, поняв, что сегодня освобождена от этой обязанности. Ко мне вернулось упорство, и я с новой силой склонилась над кружевом. Это была очень тонкая, филигранная и утомительная работа, любой узелок мог все испортить… Я рассчитывала закончить эту вещь из кружев, а потом отправиться к Жану Батисту Коффиналю, бывшему врачу, судье Революционного трибунала.

Почти месяц я обивала пороги тюрем, пытаясь хоть что-то узнать о судьбе и процессе Рене Клавьера. Все было тщетно. Я даже не смогла выяснить, в какой тюрьме он находится, хотя часами простаивала возле Ла Форс, Люксембурга, Аббатства и Сен-Лазара. Я разговаривала с родственниками заключенных, расспрашивала, несколько раз отважилась даже зайти в наблюдательный комитет секции, арестовавшей Клавьера, – эта секция ведала арестами и составляла списки «подозрительных».

Меня не узнали и не разоблачили, а просто попросили уйти. Кроме того, расспросы были опасны еще и потому, что отец Рене, старик Клавьер, бывший министр финансов, видный жирондист, тоже находился в тюрьме, и, когда я принималась расспрашивать, все почему-то думали, что я сочувствую жирондисту, и посматривали на меня с подозрением.

– Вам бы отправиться к Коффиналю, к судье, – сказала мне одна женщина, надеявшаяся в окнах Люксембургской тюрьмы увидеть хоть силуэт своего арестованного сына. – Он может помочь, если вы очень попросите.

Она шепотом назвала мне домашний адрес судьи.

– Его еще надо уговорить, – предупредила она многозначительно.

– Я должна буду с ним спать? – прямо спросила я.

– Может быть. Если вы хотите спасти своего друга… Спасти! Я горько усмехнулась. Вряд ли мне это удастся.

Я хотела бы узнать, где Рене находится и что ему грозит. Во всяком случае, адрес у меня был. В полдень я отправлюсь к гражданину Коффиналю, но, честно говоря, пока не представляю, как буду себя вести.

А после этого надо будет зайти на рынок и навестить Жанно и Шарло в Сен-Мор-де-Фоссе. Им было там хорошо, я в этом убедилась. Мне не хватало присутствия сына, но я не могла не признать, что в Париже мы жили хуже и беднее, чем он в деревне. Крестьянка, показавшаяся мне такой скаредной и сварливой, оказалась не такой уж плохой, и Маргарита, которая сама была родом из пикардийской деревни, даже с ней подружилась. Там у детей были хлеб, молоко и масло, – что здесь удавалось достать лишь с большим трудом.

– Научи меня, – сказала Аврора, наблюдавшая за моими руками.

Я показала ей несколько движений, она старательно пыталась запомнить.

– Это не так легко, – сказала она наконец. – А ты все очень быстро делаешь, даже в глазах мельтешит.

– Еще бы. Я училась этому шесть лет в монастыре. Знала бы ты, как мне это не нравилось.

– А меня монахини в Понтави учили разве что мыть полы и чистить кастрюли.

Я улыбнулась. Аврора уже совсем взрослая. Она не убегает, как прежде, куда-нибудь играть, а честно пытается научиться вязать кружева. Пальцы у нее двигались пока медленно и неловко, тонкая нить все время выскальзывала и связывалась в узлы. Я терпеливо показывала снова и снова. Может быть, Аврора когда-нибудь сумеет стать помощницей.

– Вот было бы хорошо, если бы у меня было платье с такими кружевами, – произнесла она, вздыхая.

Я вздохнула в свою очередь.

– Радость моя, ты была бы в нем очень красива.

– Да. Как те девочки. Ну, из соседнего особняка.