На поверхности - Серена Акероид

После их смерти Тея полностью погрузилась в тренировки и учебу, но ее расписание изменилось. Внезапно я понял, что она избегает меня, и что бы я ни делал, я не мог это изменить.

Часть меня была уверена, что так правильно.

Что мне нужно пространство, ей тоже. Она собиралась учиться в университете и готовиться к Олимпиаде, а я? Я собирался узнать чертовски много о реформировании недвижимости.

У меня был ребенок.

У меня было много проблем, которые нужно решать, и я, желая для Теи самого лучшего, отпустил ее.

Но только видя впереди окончательную дату нашей разлуки — когда Каин выйдет из тюрьмы, а Тея заработает себе славу на Олимпийских играх.

Для меня было важно, чтобы я пошел к ней, чтобы изменил обе наши судьбы, как только она достигнет своей цели. Я никак не мог поставить под угрозу ее планы освободить свою маму, поэтому отступил. Я завис в роли наблюдателя, живя неполной жизнью.

Наблюдая.

Ожидая.

К сожалению для меня, коронавирус сдвинул временные рамки. За хорошее поведение Каина выпустили в прошлом году, и мне пришлось ждать до этого момента, до сих пор, чтобы забрать свою женщину.

Конечно, включая ее согласие, но я больше не был ребенком. Я знал, чего хочу. Знал, чего она стоит. И я бы боролся за нее так, как никто никогда не боролся за нее раньше.

— Я не католик. — Заявление так себе, но это все, что в данный момент я мог придумать.

— Я знаю, что ты не католик, — усмехнуласьТея. — По крайней мере, не ревностный. Но Мария — да. Она никогда с тобой не разведется.

— Разведется. У нее нет выбора. Это называется развод по уведомлению. Отсылаются три повестки и все — процесс запущен. В любом случае, я не видел ее восемь месяцев. — проворчал я.

— Что насчет Фредди? — нахмурившись, спросила она.

— Я вижусь с ним. Мама забирает его для меня, но мы много общаемся по видеосвязи. Особенно тогда, когда я был в Лондоне.

Тея нахмурила брови.

— Но она сказала… — В замешательстве она не договорила.

— Она сказала что? — спросил я, удивленно приподняв бровь. А кто такая она? Моя мать? Что, черт возьми, эта сука наговорила?

— Ты скучаешь по нему? — проигнорировав мой вопрос, спросила Тая прежде, чем я успел рассердиться.

— Каждой клеточкой своего тела, — признал я без малейшего стыда. — Но Мария мне не подходит. А то, что не подходит мне, не подходит и Фредди. Ссоры, горечь, это начало все портить. Это вредно для него.

Ее глаза сузились, а рука сжала ремешок рюкзака.

— Ты будешь бороться за опеку?

— Станет ли это для тебя проблемой?

Она наклонила голова.

— Если я скажу «да», ты не станешь бороться?

— Нет. — Я прерывисто вздохнул, потому что мне никогда не приходило в голову, что Тея спросит об этом. — Он мой сын, Тея. Я должен за него бороться.

— Правильный ответ, — ответила она, улыбнувшись.

Я моргнул, а затем меня охватило раздражение. Как Теодозия могла так поступать со мной? Каждый гребаный раз. Что-то в ней делало меня уязвимым, и я чертовски ненавидел это.

Я не был святым с тех пор, как она уехала в Стэнфорд, и у меня была другая жизнь. Так же, как и у нее.

Но эта жизнь ждала этого поворотного момента.

— Это было честно? — спросил я, стиснув на секунду зубы.

— Что? Спросить тебя? Я почти не знаю тебя, Адам. Человек, которого я знала раньше, никогда бы не бросил своего сына. Ты только что подтвердил, что не сильно изменился.

Несмотря на пояснение, я был раздражен.

— И с каких это пор ты судишь человека хороший он или нет?

— Ты мой человек, не так ли? Кто еще может судить тебя? Кто еще может судить меня, кроме тебя?

Я сжал челюсть, потому что она была права. Тем не менее…

— Нечестно, Тея.

— Кто сказал, что я играю честно? — ответила она, поправив рюкзак на плече. — Кто сказал, что все в этой жизни было честным?

— Я чертовски уверен, что нет, — отрезал я, и думая, что она снова попытается уйти, избегая меня до последнего, схватил ее за запястье. — Куда ты идешь?

— Возвращаюсь в гостиницу. Мне нужно упаковать свои вещи.

— Я пойду с тобой.

Это был приказ, который я произнес, не зная, согласится ли она с ним, но когда она пробормотала: «Да, полагаю, тыдолжен», мое сердце забилось сильнее.

Хотя я почувствовал облегчение, ее согласие удивило меня. Я ожидал, что она будет спорить, но когда этого не произошло, я просто замер, уставившись на нее.

— Язык проглотил? — огрызнулась она, сверкнув глазами.

— Определенно, — парировал я, и с вызовом, который заставил меня почувствовать себя задницей, отпустил запястье Теи, вместо этого схватив за руку.

Она не сопротивлялась связи, не избегала моего прикосновения. Просто посмотрела на меня своими глазами, которые, казалось, заглядывали в мою гребаную душу.

— Это плохая идея, — пробормотала она.

— Думаю, это лучшая идея, которая у нас когда-либо возникала.

— Ты не знаешь, почему я…

— Почему ты годами избегала меня? Да, ты права. Я, черт подери, не знаю этого. — Я ненавидел, что повышал на нее голос и критиковал, когда, по сути, наконец-то добился своего. Я был идиотом, придурком, но еще мне было больно. Я никогда не мог понять, почему она это делала. Даже когда уступала и впускала меня всебя, она никогда не давала мне ни малейшей подсказки, почему разлучила нас. — Но ты же собираешься мне все объяснить, не так ли? Пока мы едем туда, куда бы мы ни ехали.

— Ты не знаешь, куда я еду. — Уголки ее губ немного приподнялись вверх, и мое сердце забилось от этой маленькой улыбки. — Но все равно хочешь со мной? Что, если я собираюсь посетить Внешнюю Монголию?

— Тогда мне нужно время, чтобы подготовиться к поездке. Я взял с собой только шорты и футболки.

Подергивание губ превратилось в полноценную открытую ухмылку.

— Будет прохладно, но не настолько. Я хочу поехать на Золотой Берег.

— Австралия? — Я нахмурил брови и подумал, когда в последний раз ездил туда по делам. — Моя виза должна еще действовать.

— Ты уже был там?

Надутый вид Теи так очаровал меня, что я, протянув руку, коснулся большим пальцем ее нижней губы.

— В начале прошлого года. Я ездил в Аделаиду чтобы встретиться с Джастином Уивом.

— Художником? — спросила она, удивленно приподняв брови.

— Да, — кивнул я.

— Что ты хотел нарисовать?