Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг - Петр Александрович Дружинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Также важно понимать, что ряд имен людей при ежедневном их упоминании в профессиональной среде довольно утомителен для произношения, а потому им, для упрощенной идентификации, придумываются замены более простой артикуляции. С другой стороны, порой фамилии откровенных мерзавцев вообще было противно произносить, и им часто находилась замена более яркая по звучанию. Ряд подобных кличек вообще имели характер внутренний даже для некоторой компании антикварного сообщества – таким образом намеренно вводился некоторый эзопов язык, который даже при книжниках не мог быть понятен всем участникам.
С наступлением свободы, а уж в нашем XXI веке особенно, клички стали присваиваться реже. Традиция присвоения прозвищ не пресеклась окончательно, но сильно поредела. Теперь, в эпоху политкорректности и полной прозрачности отрасли, мы, участвуя в разговоре букинистов, уже не слышим прозвищ. Только фамилии – Ниточкин, Марьяш, Климов, Бурмистров, Охлопков… Никакой романтики, одним словом.
При этом был и переходный этап от кличек к канцеляризму. В тот момент уже употреблялись одни имена. Это могло быть полное имя (Карл), краткое (Маша), диминутив (Илюша, Славусик)… Но обязательным было то, чтобы книжники точно понимали, о ком конкретно идет речь.
Нам с коллегой, к счастью, не выпало никаких прозвищ – наступило как раз то самое переходное время, 1990-е; говорили только «Саша с Петей» или наоборот. Вероятно, бывало и раньше, когда персонаж погружался в антикварный рынок в достаточно невинном возрасте и кличку свою приобретал потом. Но поскольку традиция наделения кличками как раз пресеклась в 1990‐х годах, то многих, в том числе и автора этих строк, время пощадило.
В нашей книготорговой практике мы, в силу злоречивости, наделяли многих прозвищами, но лишь в общении между собой. Обычно это касалось постоянных покупателей, которых мы в какой-то момент перенумеровали, чтобы случайно не выдать кому-либо их имен. «Первый номером» был у нас преданнейший делу книжного собирательства Н. В. Ш***; «Вторым номером» стал М. П. К***, на котором наша нумерация и закончилась, потому что мы всю свою коммерческую жизнь общались с покупателями через посредников, не было у нас столько самообладания, чтобы общаться напрямую.
Впрочем, был еще один персонаж, который совершил у нас покупку в самый первый день, когда мы в 1996 году открыли отдел антикварной книги, и называли мы этого покупателя «Наемный». Как и многие перлы в нашем словаре, это прозвище дано моим коллегой: «Такой вежливый, такой интеллигентный, даже когда торгуется, ну и такой состоятельный… Кто же он, если не наемный…» Этот человек собрал очень хорошую коллекцию, и лет через двадцать, судя по всему, бесславно ее распродал. Жалею до сих пор, что мы уступили Наемному два чертежа Ивана Кулибина (оставив себе лучший из нескольких купленных в составе замечательной коллекции). Действительной специальности этого покупателя мы так и не узнали.
Приведу здесь краткий ономастикон тех, чьи прозвища были общеизвестны в книжном мире и с кем нам довелось общаться; при этом постараемся сокращать фамилии ныне здравствующих, дабы не вышло какого конфуза. Кроме того, воздержимся от упоминания многих – Вонючки, Гиены, Гены-Г…, Гнуса, Макулатурщика, Телевизора, Чудовища, Бутерброда и прочих, по причине неприятности их не только в смысле прозвищ. Тех же, кто обладает уж совсем неблагозвучными прозвищами, до нецензурности, – также оставлю вне этого списка. Все-таки хочется здесь сказать о достойных людях. Для удобства повествования расположим их по алфавиту.
Алик-заика – покойный Олег Алпашевич Гаджиев (1955–2022), один из заметных персонажей московского антикварного мира последних трех десятилетий (то есть, наверное, даже долее, но я его помню с 1990 года); интеллигентный, приветливый, сдержанный. Его было сложно узнать по телефону: он говорил без всяких заиканий.
По своим привычкам и необычной для книжников вежливости он как будто создавал пару Андрюше-каланче; его тоже можно было встретить несколько раз на дню, когда он обходил своим привычным маршрутом магазины и аукционы, и он также никогда ничего не рассказывал о том, что он купил или что продал. Вообще, он мог обсуждать только те книги, которые в настоящий момент были перед вами, и никогда не говорил о том, что он собирает и что у него в коллекции.
Пожалуй, Алик был единственным из книжников, который ни одной книги у нас не купил и ни одной нам не продал. Тем не менее у нас всегда были очень теплые взаимоотношения.
Американец, или же Леша-Американец, – Алексей Александрович Неусыпин. Хотя он житель Санкт-Петербурга, но все-таки, как свидетельствует прозвище, не боится дальних перелетов. Леша, по моим воспоминаниям о 1990‐х годах, был единственным торговцем старой книгой в городе на Неве, с которым было всегда приятно и общаться, и иметь дело вообще, то есть, иными словами, он знал, что такое слово, и умел его держать. Своими привычками и благородством он даже какой-то не «питерский», потому как нам с коллегой было всегда крайне тяжело привыкнуть к переменчивости нрава и напыщенности книжников поверженной столицы. Но все-таки нечто иное «питерское» есть и у него, а именно – любовь к поэзии. А уже талант (именно талант) запоминать и блестяще декламировать стихотворный текст не стихами, не страницами, а целыми поэмами – уникален. Вообще это редкий тип книжника, который не только торгует книгами, но и читает их.
Анка-пулеметчица – Анна Федоровна Мосина, продавец давным-давно упраздненного букинистического магазина в Столешниковом переулке, а до того – магазина «Антиквар»; дама эксцентричная, считавшая себя большим специалистом в старой книге, а особенно – в гравюрах и литографиях. Впрочем, издания XX века по искусству она знала действительно хорошо. Однако более она запомнилась тем, что гоняла от прилавка покупателей со словами «у вас все равно денег нет!» и «здесь вам не библиотека!». Если иные стражи прилавка нет-нет да и уходили куда-то или присаживались, то Анна Федоровна стояла как на карауле и, хотя была невелика ростом, строго следила за посетителями. Потом только я узнал, что она имела не только очень печальную судьбу, но и инвалидность, так что сидеть ей попросту было нельзя.
Беспальчик – известный московский библиофил, собиратель иллюстрированных изданий и вообще книг первой трети XX века. Прозвище это объясняется