Тьма в хрустальной туфельке - Дж. Дж. Харвуд

Элеонора позаботилась о том, чтобы они видели её горе. Она перешила свою старую парадную форму в траурное платье, немного переделав и повязку на руке, чтобы не быть похожей на камеристку. Она пришила чёрную кайму ко всем своим носовым платкам и экстравагантно использовала их в церкви. Она разместила объявления в газетах, прося сведений и обещая вознаграждение, хоть и не собиралась платить, но делала вид, что собирается.

В своём чёрном платье Элеонора чувствовала себя жутким магнитом, притягивающим внимание, но этого было достаточно, чтобы развеять самые ужасные слухи.

Постоянно изображать горе было тяжело. Девушка уже устала обшивать всё, что у неё имелось, чёрными лоскутками, чтобы притупить остроту во взглядах ненавидевших её людей. Если бы в мире царила справедливость, ей бы позволили оплакивать миссис Клири так, как ей удобно. Но до тех пор, пока в газетах не будет названо имя подозреваемого, всё что угодно, кроме экстравагантных слёз на публике, будет указывать на неё как на убийцу.

Каждый день Элеонора ходила на почту, чтобы узнать, кто откликнулся на её объявления. Обычно все отклики были лишь кучей плохо написанной лжи. Но одним апрельским утром, когда влажный весенний туман срывал подол её чёрного платья, Элеонора получила телеграмму, в которой не было ничего, кроме адреса церкви в Пимлико[42] и слов: «Мы должны встретиться – это чрезвычайно важно». Девушку охватило волнение. Наконец-то что-то многообещающее!

Всё, что нужно, – это сообщить подробности Бесси, и невиновность Элеоноры станет предметом слухов уже к обеду. Девушка села на ближайший поезд до вокзала Виктория, протолкнулась сквозь толпу и вскоре вошла в выбеленные залы церкви.

Было тихо. Шаги Элеоноры по истёртым плитам эхом отдавались по церкви, когда она проходила мимо рядов блестящих скамей. Девушка огляделась. На одной из скамей молилась прихожанка, а в стороне преподобный тихо, серьёзно обращался к краснеющей молодой паре. Казалось, никто её не ждал.

Из галереи послышался тихий стук. Преподобный посмотрел наверх, потом снова повернулся к паре. Элеонора поспешила к лестнице и поднялась на галерею. «Конечно же, информатор не хочет, чтобы его видели», – упрекнула она себя.

На вершине лестницы в галерее стоял Чарльз.

Девушка застыла, нога замерла на последней ступеньке. Казалось, весь мир сжался в одну точку. Элеонора позабыла и о миссис Клири, и о слухах, окружавших её, и о растущих подозрениях инспектора. В тот миг остались лишь чистые весенние солнечные лучи, золотившие волосы Чарльза, нежное прикосновение его пальцев к щеке и его сияющая радостью улыбка.

Он обхватил лицо девушки ладонями, тихо проговорил:

– Элеонора… это ты.

В его глазах блестели слёзы. Как она могла забыть, какие невероятные синие у него глаза? Воспоминание об этом оттенке не могло сравниться с реальностью.

В церкви внизу кто-то закашлялся. Чарльз украдкой взглянул через парапет галереи, отступил на пару шагов влево и жадно поцеловал Элеонору. Спрятав их обоих из виду, он обнял её за талию и притянул ближе. Девушка сжала лацканы его сюртука и горячо ответила на поцелуй. Не хотелось отпускать его, никогда.

Наконец они отстранились друг от друга, чтобы вздохнуть. Чарльз сжал её руку, поцеловал её пальцы и провёл её вниз по ступеням.

– Что ты здесь делаешь? – прошептала девушка.

– Отец вызвал меня на сезон, – ответил Чарльз. – Он пытается устроить мою женитьбу.

Элеонора отняла руку – эти слова задели её гордость.

– Тогда ты и подавно не должен быть здесь.

– Напротив. Именно здесь и должен.

Девушка покраснела. Чарльз улыбнулся:

– Я знал, что могу вернуть румянец твоим щекам. Ты в самом деле очень бледна, Элеонора. Я читал об этом ужасном инциденте с миссис Клири и должен был увидеться с тобой. Ты, должно быть, обезумела от горя.

Трудно было скорбеть, когда Чарльз держал её за руку. Рядом с ним Элеонора вообще сомневалась, что способна чувствовать себя несчастной. Она рассказала всё, что произошло с тех пор, как они расстались, а пока говорила – неотрывно смотрела ему в лицо. Хотелось запомнить каждую деталь.

– Я не должен был позволить отцу отослать меня, – тихо проговорил Чарльз. – Я согласился лишь потому, что думал – так для тебя будет лучше. Подумать только, такое бремя тебе пришлось выносить в одиночку!

– И я по-прежнему буду выносить всё в одиночку, если ты женишься.

Она попыталась отнять руки, но Чарльз не отпускал.

– Отец может планировать что угодно. Я не женюсь ни на ком, кроме тебя. И не вижу, почему мы не можем отправиться в Гретну-Грин, как собирались. Но на этот раз я буду куда как более осторожен.

Элеонора едва могла поверить услышанному. После всех этих месяцев тоски Чарльз вернулся, держал её за руки и говорил слова, о которых она мечтала. Эти слова зажгли в ней огонь – она чувствовала, как светится изнутри.

– Нам придётся быть очень осторожными, – продолжал Чарльз. – Отец не должен ничего заподозрить. Когда у меня появятся деньги, я скажу ему, что еду навестить друга. Ты отправишься следом. Он не должен ничего узнать до тех пор, как мы вернёмся мужем и женой.

Но даже когда она улыбнулась на словах «муж и жена», её радость была омрачена сомнением. Мистер Пембрук как её законный опекун мог расторгнуть этот брак. Чтобы брак стал действительным, понадобится его разрешение. А хуже всего, он мог объявить Чарльза сумасшедшим и отправить в приют для умалишённых. В романах, которые Элеоноре доводилось читать, так всё и случалось. Но даже если Пембрук не разлучит их – в самом деле сможет ли она вернуться в Гранборо? Плохо было уже от того, что мистер Пембрук тратил её деньги. Могла ли она вернуться в этот дом, снова засунуть шею в петлю?

– Я должен идти, – прошептал Чарльз, – но скоро мы увидимся вновь. Очень скоро, Элеонора.

Он ещё раз поцеловал девушку и ушёл. Элеонора смотрела ему вслед и молилась, чтобы он оказался прав и его надежды оправдались.

Элеонора расхаживала по гостиной, и разум её был полон планов.

Она перебрала все свои вещи, ища хоть что-то, что могла бы продать. За прекрасные платья, которые подарила ей миссис Клири, можно было выручить хорошие деньги, но Элеонора не могла продать их. Никто не поверит, что она – жена Чарльза, если она будет одета как служанка. Мебель, по сути, принадлежала мистеру Пембруку: если он поймёт, что девушка продала что-то, то может обвинить её в краже. Всё, что оставила ей миссис Клири, находилось в доверительном управлении мистера Пембрука. Что бы она ни продала, он сможет оспорить эту сделку. У неё не оставалось ничего, кроме пары мелочей – коллекции шляпных булавок, нескольких книг и старой шляпки, которая могла бы уйти за шиллинг, если нашить пару обрезков ткани. Недостаточно даже на билет на поезд до Гретны-Грин и тем более – на три недели, которые им предстоит провести там, прежде чем они смогут пожениться.