Дневная битва - Питер Бретт

– Детьми Энкидо обучал нашу четверку во дворце дама’тинг, – продолжила Аманвах и кивнула на Сиквах. – Они пришли проститься в последний момент, так как мы не скоро увидимся вновь.

Энкидо низко поклонился Рожеру, когда Аманвах указала на него.

– Рожер асу Джессум ам’Тракт ам’Бридж, – представился Рожер на красийский манер и протянул руку.

Воин озадаченно взглянул на нее, но через секунду пожал. Его пальцы напоминали стальные прутья.

– Муж мой, Энкидо, – евнух, – пояснила Аманвах. – У него нет копья, и ему позволительно охранять нас в твое отсутствие. Нет и языка, чтобы разгласить наши тайны.

– Ты разрешил им срубить свой ствол?! – изумленно выпалил Гаред.

Все обернулись к нему, и он покраснел. Энкидо молчал.

– Энкидо не знает твоего варварского наречия и не понял хамства, – пояснила Аманвах.

Гаред зарделся еще гуще, сунул топор в заплечные ремни и поклонился, пятясь.

– Извиняйте. Я… – Он повернулся и поспешил к своей лошади.

Рожер отвесил очередной поклон, чтобы вернуть внимание.

– Для меня честь, что так много кровных родственников Избавителя пришло повидать нас. Прошу вас не ограничиваться в прощании. Побудьте друг с другом, сколько вам нужно.

Женщины приступили к слезным объятиям, и он двинулся прочь, кивнув обоим лесорубам:

– Спасибо.

– Делаем свое дело, – отозвался Гаред. – Меченый велел тебя беречь – этим-то и займемся.

– Хорошо, что мы уезжаем, – заметила Уонда. – Чем скорее, тем лучше.

– Честное слово, – согласился Рожер.

– Что у вас произошло? – приступил к Аманвах Рожер, как только они оказались наедине в карете.

– Семейные… – начала Аманвах.

– Вот, значит, как мы начинаем брачную жизнь, моя дживах ка? – перебил ее Рожер. – С уверток и полуправды?

Аманвах удивленно взглянула на него, но быстро потупилась:

– Конечно, муж, ты прав. – Она чуть поежилась. – Ты и твои спутники не единственные, кому не терпится покинуть Дар Эверама.

– На что рассердился твой брат?

– Асом считает, что я должна была отказать матери, когда она велела мне выйти за тебя замуж. Он поспорил с ней, и это кончилось… нехорошо.

– Он не хочет, чтобы твой дом породнился с землепашцем?

– Вовсе нет, – покачала головой Аманвах. – Он видит твою силу и не слепой, чтобы не понимать ее пользы. Но у отца есть много других дочерей-дама’тинг, а меня Асом прочил в дар Асукаджи, хотя брат не имеет права отдавать сестру, пока жив отец.

– Почему тебя?

– Потому что Асукаджи – возлюбленный Асома и не заслуживает меньшего, чем его старшая родная сестра, – прошипела Аманвах. – Он не может родить ему детей сам и старается подложить нечто близкое, как сделал и Асукаджи, когда уговорил дядю Ашана предложить моему брату Ашию. Меня спасли только белые одежды. – Она взглянула на него. – Белые одежды и ты.

Рожера замутило.

– На моей родине… не подобает выходить за близкого родственника, если только ты не живешь в глухомани, где выбора нет.

Аманвах кивнула:

– В моем народе это тоже не одобряется, но Асом – сын шар’дама ка и Дамаджах. Он делает, что хочет. Ашию уже заставили родить ему сына, с которым он и Асукаджи обращаются как с собственным.

Роджер содрогнулся и облегченно вздохнул, когда карета качнулась на подвеске – знак того, что они наконец тронулись в путь.

– Не думай больше об этом, муж, – попросила Аманвах и взяла его за правую руку, а Сиквах придвинулась слева. – У нас нынче свадьба.

Лето 333 П. В.

28 зорь до Ущерба

Аббан судорожно вдохнул, обливаясь потом на шелковых простынях господской постели во Дворце зеркал. Той самой, на которой Ахман впервые овладел Лишей, – на кровати, что выдернули из-под Дамаджи Ичах по совету Аббана. Ему было приятно наслаждаться на ней и марать шелк, пока вождь племени Ханджин приклонял голову где-то в более скромном месте. Шамавах уже встала и надевала черные одежды.

– Поднимайся, толстяк! Тебя выдоили, а времени в обрез.

– Воды, – простонал Аббан и сел.

Шамавах пошла за серебряным кувшином, что охлаждался на столе. Она наполнила чашку, и водные бусины стекли по металлу, как капли пота по его коже.

– Когда-нибудь твое сердце не выдержит и все богатство достанется мне, – поддразнила она Аббана и утолила сперва свою жажду, а после уж налила ему.

Другую жену Аббан лично избил бы палкой за такое неуважение, но Шамавах он лишь улыбнулся. Его дживах ка никогда не выделялась красотой, а время ее плодоносности давно миновало, но только с нею он ложился по любви.

– Ты уже им распоряжаешься. – Аббан взял чашку и осушил ее, тогда как жена принялась его одевать.

– Наверно, поэтому ты меня и отсылаешь, – заметила Шамавах.

Аббан положил ей на щеку свободную руку Он знал, что она подтрунивает, но вынести это все же не смог и подмигнул ей.

– Я проклинаю каждую минуту нашей разлуки, и не только потому, что мне придется вдвое больше трудиться.

– Втрое. – Шамавах поцеловала его руку.

Аббан кивнул:

– Но именно поэтому я не доверю никому другому вести дела с племенем Лощины. Мы должны обезопасить наши сделки и переиграть землепашцев, даже если сначала уйдем в минус.

– Най заберет меня сначала, – пообещала Шамавах. – Нам не понадобилось много времени, чтобы купить их доверие – они продали его задешево. Им не хватает выдержки подолгу скрывать свою слабость.

Это верно. В его первое посещение Лощины Избавителя северяне затихали, стоило Аббану приблизиться, и не верили никому, чья кожа чуть смуглее, чем у местного люда. Но Аббан всегда приезжал с дарами. Никакого золота и драгоценных камней – этим он оскорбил бы местных. Но шелковая подушка на козлы, когда поясницу ломит от долгой езды? Льстивое слово, когда оно к месту? Экзотические специи, придающие аромат их стряпне? Пара слов о быте и нравах своего народа?

Северяне воспринимали дары легко, поздравляли друг друга, как только выучивали по-красийски «пожалуйста» и «спасибо», словно свершали великий подвиг.

Так они и начали с ним общаться – по-прежнему настороженно, но чем дальше, тем легче позволяли ему переключаться с погоды на праздники урожая, брачные обычаи и нравственные устои. Северянам нравилось слушать себя.

Аббан, естественно, нуждался в других сведениях. Избавителя интересовали боевые позиции и численность войск, места военной и символической значимости, а также карты. Карты – в первую очередь. Райзонская гильдия вестников сожгла свои, как только красийцы напали, а придурковатые шарумы не потрудились воспрепятствовать. На картах из библиотеки герцога Идона подробно расписаны его земли, но представления о том, что лежит за их пределами, устарели на десять лет. Лощина Избавителя раскинулась на севере и стремительно разрасталась. Деревушки переполнены беженцами, а новые поселения возникали порой в далекой дали от дорог вестников, по которым Ахману предстояло двинуть главные силы.