От глупости и смерти - Харлан Эллисон

этого сделать. Даже если он, Алма, Реймон и Пэтти перевернутся на дороге и замерзнут насмерть или разобьются, будут другие. Множество других, которые в тот же день направлялись в Чикаго, чтобы услышать решающее слово.

Оно должно было прозвучать.

И ничто не могло этому помешать.

Белые слишком долго диктовали свои порядки, теперь пришло время сменить хозяев. Момент настал, его невозможно предотвратить. Раньше он чувствовал неуверенность, так как никогда не был склонен к жестокости… но внезапно осознал, что это правильное решение. Так и должно быть, потому что их вынудили к этому.

Кин Хукер улыбнулся, глядя на исчезающую под снегом дорогу.

И эта улыбка была похожа на миллионы других мрачных улыбок, блеснувших той ночью посреди белого захолустья.

Широкая белоснежная улыбка на темном лице.

Разбит, как стеклянный гоблин

Восемь месяцев спустя Руди отыскал ее там, в Лос-Анджелесе, в огромном уродливом доме на Вестерн-Авеню; она жила со всеми, не только с Джоной, а буквально со всеми.

Стоял ноябрь, время близилось к закату, воздух был непостижимо холодным даже для осени, особенно в этих местах, где всегда так тепло и солнечно. Он свернул с пешеходной дорожки и остановился перед домом. Какая-то жутковатая готика, лужайка выкошена только наполовину, в высокой траве виднелась ржавая газонокосилка. Складывалось впечатление, что траву косили только для того, чтобы немного успокоить рассерженных жильцов двух многоквартирных домов с верандами. Эти дома возвышались по обеим сторонам от приземистой постройки. (Однако так странно… многоквартирные дома были выше, но взгляд все равно приковывал именно этот старый дом, втиснувшийся между ними. Просто удивительно.)

Окна наверху закрывали листы картона.

На тропинке перед домом валялась перевернутая детская коляска.

Входную дверь украшала резьба.

Казалось, здесь во всем ощущается тяжелое дыхание тьмы.

Руди поправил армейский мешок у себя на плече. Он боялся этого дома. Пока он так стоял, ему стало тяжелее дышать от паники, которую он не мог даже описать словами, напряглись мощные мышцы лопаток. Он смотрел в темнеющее небо, словно надеялся найти отсюда выход, но выход оставался только один – идти вперед. Кристина была там.

Незнакомая девушка открыла ему дверь.

Она молча уставилась на него, лицо было наполовину скрыто под длинными светлыми волосами, ее глаза выглядывали из-под этой завесы обесцвеченных засаленных волос.

Когда он во второй раз позвал Крис, девушка облизнула уголки губ, а ее щека непроизвольно дернулась. Руди с глухим стуком поставил свой брезентовый мешок на землю.

– Позовите Крис, – сказал он с нетерпением в голосе.

Блондинка повернулась и ушла обратно в темный коридор ужасного старого дома. Руди остался стоять перед открытой дверью, и внезапно, как будто блондинка служила барьером, который сломался с ее уходом, резко, как удар по лицу, на него обрушилась стена терпкого запаха. Марихуана.

Он невольно вздохнул, и голова закружилась. Он сделал шаг назад, вышел к последним лучам солнца, исчезавшего за многоквартирным домом. Но лучи вскоре погасли, в голове по-прежнему гудело, и он двинулся вперед, волоча мешок за собой.

Руди не помнил, как захлопнул входную дверь, но когда некоторое время спустя оглянулся, дверь за его спиной уже оказалась закрыта.

Он нашел Крис на третьем этаже на полу, около темной стены чулана. Левой рукой она гладила выцветшего розового тряпичного кролика, правую прижимала ко рту, ее мизинец был изогнут, кольцо-держатель косяка на большом пальце наполовину заволокло дымом от последней затяжки. В чулане смешивалось множество запахов: грязных потных носков, пахнувших едко, как тушенка, флисовых курток, заплесневелых от сырости и дождя, старой швабры, покрытой затвердевшим слоем пыли, и все это перебивал запах травы, на которую она подсела давным-давно, и которая не отпускала ее. Да уж, мило, очень мило.

– Крис?

Она медленно подняла голову и увидела его. Спустя какое-то время, когда ей удалось сфокусировать взгляд и понять, кто перед ней, Крис расплакалась.

– Уходи.

В прозрачной тишине скрипучего дома, во мраке над головой Руди внезапно услышал яростные хлопки кожистых крыльев, но через секунду все стихло.

Руди присел на корточки перед ней, грудь сдавило, словно сердце стало в два раза больше. Ему отчаянно хотелось поговорить с ней, чтобы она услышала его.

– Крис… пожалуйста…

Она снова повернула голову. Рука, которая гладила кролика, неуклюже попыталась ударить его, но промахнулась.

На мгновение Руди готов был поклясться, что услышал, как кто-то считал тяжелые золотые слитки здесь же, на третьем этаже, где-то справа по коридору. Но когда он обернулся и выглянул из чулана, пытаясь сосредоточиться на услышанном звуке, в доме снова стало тихо.

Крис постаралась заползти поглубже в чулан и предприняла попытку улыбнуться.

Руди снова развернулся и двинулся за ней на четвереньках.

– Кролик, – лениво пробормотала она. – Ты раздавил кролика.

Он посмотрел вниз, его правое колено упиралось в мягкую голову розового кролика из свалявшегося меха. Он вытащил его из-под колена и швырнул в угол чулана.

Она с отвращением посмотрела на него.

– Руди, ты совсем не изменился. Уходи.

– Я демобилизовался, Крис, – мягко сказал Руди. – По состоянию здоровья. Я хочу, чтобы ты вернулась, Крис. Пожалуйста.

Она не стала слушать его, только отползла подальше в чулан и закрыла глаза. Он несколько раз пошевелил губами, словно пытался вспомнить слова, которые уже произнес, но не издал ни звука, а вместо этого закурил сигарету и сел в дверном проеме чулана. Курил и ждал, когда она вернется к нему. После того, как его призвали, он восемь месяцев ждал, что она вернется, а она написала ему: «Руди, я буду жить с Джоной на Холме».

Послышался тихий звук, как будто что-то крошечное притаилось во мраке на самых верхних ступенях лестницы, ведущей со второго этажа. Оно захихикало, и этот смех напоминал переливы стеклянного клавесина. Руди знал, что хихикали над ним, но с того места, где он сидел, не мог ничего предпринять.

Крис открыла глаза и с неприязнью уставилась на него.

– Зачем ты пришел сюда?

– Потому что мы должны пожениться.

– Проваливай.

– Крис, я люблю тебя. Пожалуйста.

Она пнула его ногой. Совсем не больно, но настроена она была решительно. Он медленно выбрался из чулана.

Джона был в гостиной внизу. Блондинка, открывшая дверь, пыталась стащить с него штаны. Он отрицательно мотал головой и пытался отогнать ее слабой рукой. Проигрыватель на самодельном книжном стеллаже из досок и кирпичей играл «The Big Bright Green Pleasure Machine» Саймона и Гарфункеля.

– Плавится, – тихо пробормотал Джона. – Плавится, – повторил он и указал на большое мутное зеркало над каминной полкой.

Камин был завален обгоревшими коробками из-под молока, обертками