И пала тьма - Джеймс Клеменс

Женщина добралась до ялика и спрыгнула в него.

— Надо отправляться.

— А как же остальные? — спросил рыцарь.

Не дожидаясь ответа, он принялся отвязывать лодку.

— Они мертвы… Ох, светлые боги над нами, все они мертвы.

Рыцарь перебросил швартовые канаты на корму и кинулся к рулю. Он сдернул с рук черные перчатки и швырнул их на дно лодки.

С берега, с расстояния в бросок камня, донесся ужасный вой.

— Они уже здесь!

— А мы уже нет.

Рыцарь махнул рукой, и парус наполнился ветром. Ялик заскользил по серебристым водам к выходу из пролива.

Вслед ему летели звериные вопли.

Женщина соскользнула на дно суденышка, прижимая к себе Дарт. Пеленки распахнулись, и девочка почувствовала, как что-то дергает ее за кожу на животе. Из пеленок высунулась безобразная морда расплавленной бронзы с едва различимыми чертами; только пара яростных, как горящие агаты, глаз показалась знакомой.

Улегшийся на ее животе Щен был не больше котенка. Он свернулся вокруг черного узла, что перетягивал пуповину Дарт, и пытался сосать его, ожидая молока. Снова девочка почувствовала дерганье, только оно шло не из живота, а откуда-то глубже, за пределами костей и плоти. Очертания Щена на минуту разгорелись ярче, но потом он снова свернулся калачиком.

У выхода из пролива мужчина заговорил снова:

— Ты можешь утопить ребенка и покончить с мерзкой ошибкой природы.

— Никакая она не мерзкая, — покачала головой женщина.

Она поправила пеленки и снова прижала Дарт к груди. Ни она, ни мужчина не замечали сосущего Щена.

— Заговорщики хотели получить ее кровь, — продолжала директриса. — Нельзя допустить, чтобы они заново выковали Ривенскрир.

Ялик выскочил в открытое море и закачался на гладких волнах. До них все еще доносился вой.

Рыцарь держал одну руку на руле, а второй управлял парусом. Дарт заметила, что его пальцы почернели до первого сустава — их покрывала высохшая кровь, необходимая для алхимии воздуха.

— Найдутся и другие, — предупредил рыцарь.

Женщина крепче прижала младенца и ответила:

— Они ее не получат.

С громким хлопком парус поймал порыв ветра. Ялик побежал быстрее. Рыцарь оглянулся на удаляющийся откос берега.

— Мы оторвались от них. Здесь они не смогут нас выследить даже с помощью наэфирных стекол.

Директриса облегченно вздохнула, хотя руки ее все еще подрагивали.

— Что я наделала… — пробормотала она себе под нос.

Но рыцарь все равно ее услышал.

— Ты не могла поступить иначе. Ты сама понимаешь, Мелинда.

— Но принесет ли это ребенку добро? — со вздохом спросила женщина.

Горящие Милостью глаза уставились поверх масклина на Дарт.

— Грядут недобрые времена, — грустно произнес он. — И худшее впереди. Если случится то, чего мы боимся…

— Я знаю, я знаю… Но какая тяжелая ноша для малышки!

— Всем придется принести жертвы, — проворчал мужчина. — Ты спасла ее от ножа, а теперь спрячь там, где никто не подумает искать.

Женщина стала покачивать ребенка. Глаза младенца слипались.

Дарт изо всех сил старалась удержаться в сновидении. Но хрупкие нити сна рвались.

Картина расплывалась, голоса доносились уже как будто издалека.

— Ее кровь… — прошептала директриса, а ялик и море становились все темнее.

— Порчу может победить только зараженный ею… — Голос рыцаря все отдалялся.

— Хватит ли у нее сил…

— Должно хватить…

— Ох, сир Генри, что мы наделали…

Ответа Дарт уже не услышала: беззвучная темнота сна поглотила обоих — и девочку, и младенца.

* * *

Дарт проснулась очень рано — с мутной головой и едва шевелящимся языком. Пробивающийся сквозь занавески свет колол глаза иголками. Невыносимо хотелось пить, а желудок сводило судорогами. Дарт решила, что выпила слишком много вина.

Она выпутала из одеяла ноги и, покачиваясь, слезла с кровати.

Щен высунул из-под кровати бронзовый нос, поморгал на хозяйку и уполз обратно в темноту. Ему тоже не понравилось это утро.

Дарт едва добралась до уборной, ей казалось, что желудок вот-вот взбунтуется. Суставы невыносимо ломило, но девочка сумела наполнить мраморную чашу ледяной водой, обмакнула туда полотенце и приложила к лицу. Холодная ткань быстро остудила разгоряченную кожу, голова болела уже меньше, а желудок успокоился.

В голове у нее вертелись отрывки сна. Смутные воспоминания о ялике, директрисе и рыцаре теней. Отрывки разговора имели для нее не много смысла. Вместо них ясно припомнились слова Чризма: «Надо быть бдительными… Нам всем».

Дарт знала, что он прав.

Девочка вернулась в комнату. В ярком свете утра без особого труда удалось забыть о тревожном сне.

Она подошла было к шкафу, но тут ее внимание привлек странный запах. Дарт заметила его только сейчас. Легчайший, как шепот, запах пропадал с каждым вдохом, и она никак не могла определить его источник. Пахло лошадиным потом, приправленным еле заметной свежестью утреннего холодка.

Девочка остановилась в середине комнаты и медленно огляделась вокруг.

Щен не вылезал, но его глаза внимательно поблескивали из-под кровати. Должно быть, он почуял внезапную настороженность хозяйки.

Дарт медленно двинулась к одной из четырех жаровень в форме репистол, что стояли по углам комнаты. Сверху их закрывали узкие решетки. Дарт проверила две жаровни у окна, но обе оказались холодными.

Она потрогала третью, что стояла около уборной, но та тоже была холодна.

Девочка больше не чувствовала запаха. Возможно, он вообще ей почудился. Или так пахло от нее, пока она мучилась недомоганием.

Дарт подошла к последней жаровне, у двери, провела пальцами по выгнутому боку.

Железо отдавало теплом. Горячим его не назовешь, но и не холодное. Как будто совсем недавно там горело небольшое пламя.

Нагнувшись, девочка приподняла решетку и заглянула внутрь. На нее снова повеяло странным запахом, хотя изнутри жаровня блестела протертыми боками. И все же, очевидно, в ней что-то жгли, причем недавно.

По спине Дарт побежал холодок, она отскочила от жаровни как ужаленная.