Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

Элизия стояла среди толпы, покрыв голову старым платком, с узелком в руках. Она смотрела на маркграфа. Он выглядел немного старше ее, был хорош собой, не изможден тяжелым трудом. Элизия отметила, каким презрительным взглядом одарил новый граф своих оборванных подданных, и пожелала, чтобы в груди его нашлось место и для сострадания. Сердце у Элизии тревожно колотилось, в животе посасывало от волнения. Беременность ее до сих пор не бросалась в глаза.

– Что это у тебя, Элизия? – прозвучало из-за спины.

– Гали… – Она совсем не обрадовалась встрече. Вот уже несколько дней муж не появлялся в «Миракле», и на душе у Элизии сгустилась черная туча. – Ничего.

– Я-то тебя знаю, я понимаю: ты что-то затеваешь. Расскажи мне, а я в обмен напою, что мне открыли про тебя…

Гали попробовал вырвать у нее узелок, но Элизия в ярости его оттолкнула.

– Посмотри на себя! От тебя разит по́том дюжины шлюх. С тобой рядом противно стоять!

Гали занес кулак для удара, но встретил враждебные взгляды сразу нескольких мужчин. Элизию в городе любили; гуляке пришлось сдержаться, чтобы не нарываться на неприятности.

– Это наша последняя надежда, возможность выбраться из нищеты, на которую ты нас обрек, – добавила она. – Даже и для тебя, муженек.

Толпа рядом с ними пришла в движение. Свита графа поравнялась с их рядами. Элизия набрала в грудь побольше воздуха. Встреча с мужем только усилила ее беспокойство, женщина чуть не бросилась бежать прочь из толпы. Увидев презрительную ухмылку на лице Берната, хозяйка «Миракля» сделала шаг вперед и заступила дорогу его мощному жеребцу. Теперь пути назад не было.

Солдат из стражи с размаху ударил ее дубинкой. Элизия молча приняла боль и унижение, глубоко склонилась и протянула графу свое подношение. Бернат, движимый скорее не любопытством, а вниманием к девушке, остановил своего солдата. Древком копья он сдернул с ее головы платок. Увиденное ему понравилось, на губах заиграла похотливая улыбочка.

– Что ты мне даришь, женщина?

– Добро пожаловать в Барселону, мой господин, – произнесла она, не отваживаясь взглянуть графу в лицо. Ей было страшно. Вот она развернула узелок и предъявила графу круглый сыр с белой корочкой. До графа донесся нежный аромат; улица и площадь замерли в молчании. Фродоин с испугом смотрел на Элизию из-за спины графа: она совершала безумный поступок.

Бернат приказал слуге попробовать сыр. Он не доверял готам.

– Как тебя зовут?

– Элизия из Каркассона, граф.

– Боже мой, господин! Это ведь настоящий сыр шабишý! – выпучил глаза слуга. – Никогда не пробовал вкуснее.

Бернат удивился, а серв, прежде чем передать сыр своему господину, сунул в рот еще кусок. Граф попробовал сыр, прикрыв глаза; Барселона затаила дыхание. Никто не знал, что произойдет дальше. Улыбка графа стала шире, и Элизия, нетвердо стоящая на ногах, наконец выдохнула с облегчением. И впервые отважилась взглянуть графу в лицо.

– Он готовился ровно столько, сколько нужно, девятнадцать дней, с той минуты, когда я узнала, что к нам едет житель Пуатье. – Заметив благосклонный интерес графа, Элизия рискнула продолжить. – Мой дед был поваром на постоялом дворе в Каркассоне, он научился рецепту этого сыра из Пуату у одного купца, тамошнего уроженца. Дедушка рассказывал, что такой сыр готовят мусульмане, проживающие в тех краях с давних времен, с самой битвы при Пуатье. Я сделала его из самого лучшего козьего молока, какое только смогла найти, не давила и не подогревала, чтобы вы почувствовали себя как дома.

– Рецепт из Каркассона? Я бывал в этом городе. На каком постоялом дворе работал твой дед?

– В таверне Отерио. Я тоже была там служанкой, там я выучилась всему, что знаю, мой господин.

– Теперь мне все ясно. Никогда бы не подумал, что отведаю такое лакомство в Барселоне!

– Эта женщина распоряжалась таверной в нашем городе, – объяснил подъехавший ближе Фродоин. Он начинал постигать рискованный план Элизии и решил прийти на помощь своей любимице. Ей требовалась поддержка. – К великому прискорбию, Дрого в приступе ярости разрушил ее таверну, навредив таким образом всему городу.

Бернат доел почти весь сыр, беззастенчиво вытерся полой плаща и подъехал к Дрого, который стоял со связанными руками под охраной солдат. Не говоря ни слова, граф разодрал тунику с драконом и сорвал с шеи пленника тяжелую золотую цепь. Потом он избавил Дрого и от колец, которые тот до сих пор носил на пальцах в ожидании решения своей судьбы. Все это богатство Бернат высыпал в дрожащие ладони Элизии.

– Так открывай свою таверну заново, красавица с милым взором! – повелел опытный распутник. – Раз уж Господь наделил тебя даром кулинарки, пусть никто не мешает тебе его применять. А еще ты будешь готовить для меня и моих людей, пока мы живем в Барселоне. – Этими словами граф ясно давал всем понять, что девушка находится под его защитой. – Желаю тебе процветания, Элизия из Каркассона!

Кортеж проследовал дальше к собору. Элизия посторонилась и села прямо на землю, прижимая сокровища к груди. Она плакала от счастья и от пережитого потрясения. И стоявшие рядом женщины заплакали вслед за ней. Многие барселонские семьи жили тем, что снабжали «Миракль» припасами или работали на него. Элизия повела себя храбро, о происшедшем в этот день люди будут вспоминать годами. Женщины обступили ее, желая подбодрить; мужья их грозно смотрели на Гали. Его тоже хорошо знали и теперь молча предупреждали, что золото его жены должно получить только одно применение.

– Наши дела на этом не заканчиваются, женушка, – в бессильной ярости шептал Гали, бредя прочь. – Теперь-то я знаю, что ты от меня скрываешь!

После торжественной мессы, проведенной в старой базилике, в присутствии графа и его эскорта, духовенства и знати, архидиакон открыл оплетенный цепями сундук и извлек три документа. Первый из пергаментов, пожелтевший от времени, был пожалован Барселоне императором Карлом Великим; два других – королями Людовиком Благочестивым и Карлом Лысым, в них подтверждался статус граждан Барселоны и уточнялись некоторые детали. Курия и знать с облегчением переглянулись, узнав, что нынешний сюзерен не добавил ничего нового.

Читать документы, написанные на латыни, было поручено Сервусдеи. Монархи напоминали своим подданным, что когда-то, спасаясь от жестокого мавританского ига, они обратились за покровительством к франкам и сделали Барселону частью империи по своей доброй воле, что обязывает короля помогать гражданам Барселоны в случае беды. При этом они подчинены франкам и должны сохранять верность в обмен на защиту их города. Провозглашалось также единство веры, и епископ бросил мстительный взгляд на Тирса, стоявшего среди рядовых клириков.

Барселонцам вменялось в обязанность служить в войске под началом графа, а также принимать в городе missi dominici[31], равно как и других представителей короля. Понесенные расходы должны быть возмещены после, в соответствии с франкскими законами. Когда Сервусдеи добрался до официальных послаблений для города, все обратили взоры к новому графу. Бернат во все время церемонии пребывал в хорошем расположении духа, но сейчас он презрительно скривился. И все-таки такова была воля монархов-Каролингов, и Бернат, как и любой представитель благородных домов, на людях относился к ней с почтением. Готы имеют право на свои собственные законы, если дело не касается убийства, похищения или умышленного поджога – главного кошмара для города, в котором почти все крыши деревянные или соломенные. Прочие вопросы будут решаться по готским законам, записанным на Толедском соборе 653 года, и сообразно с lex consuetudine[32]. Бернат поклялся уважать решения избранных судей и городского совета boni homines.