Великая и ужасная красота - Либба Брэй

— Это странно, — говорю я Энн.

— Что? — она зевает.

— Посмотри на стену, вот здесь. Видишь след? Здесь точно была еще одна фотография!

— Да, похоже, была. Ну и что? Может, она им надоела.

— Или, может быть, как раз здесь и был снимок того класса, где учились Сара и Мэри, — предполагаю я.

Энн не спеша шагает к нашей спальне, потягиваясь и зевая.

— Вот и отлично. И поищи его.

«Да, — думаю я. — Пожалуй, в этом есть смысл». Я не верю, что этой фотографии просто не существует.

Я думаю, ее почему-то сняли со стены.

Я спала плохо, то и дело просыпаясь, и мне снилось что-то невероятное. Я видела среди облаков лицо матушки, нежное и светлое. Потом облака разлетелись. Небо изменилось. Оно заполнилось серыми тварями с дырами вместо глаз. Все вокруг потемнело. Появилась та самая маленькая девочка. Ее белый школьный фартук и экзотическое платье под ним отчетливо выделялись в темноте. Она медленно повернулась вокруг себя — и тут же начался дождь. Дождь из карт. С неба сыпались карты Таро. И когда они падали на землю, то загорались.

Нет. Мне не нравился этот сон. Я не хотела его смотреть.

И сон исчез. Мне снова привиделся Картик. Это был жадный сон. Наши губы были сразу везде. Поцелуи были яростными и крепкими. Его руки разорвали ворот моей ночной сорочки, обнажив шею. Его губы бешено целовали ее, слегка покусывая, и мне было почти больно, но при этом я воспламенялась все сильнее. Мы перекатывались с места на место, слившись в некое колесо, состоявшее из ладоней, пальцев, языков, губ… Внутри меня нарастало напряжение, и наконец мне стало казаться, что я вот-вот взорвусь. А когда я почувствовала, что мне больше не выдержать ни секунды, я внезапно проснулась. Моя ночная сорочка насквозь промокла от пота и прилипла к коже. Дыхание было прерывистым. Я бессильно вытянула руки вдоль тела и долго лежала, не шевелясь, пока наконец не заснула снова. И больше мне не приснилось ничего.

Мистер Бамбл является с визитом в одиннадцать часов ровно. Он неплохо выглядит в отличном черном костюме, накрахмаленной белой рубашке и шейном платке; короткие белые гетры, безупречно чистые, защищают его ботинки, а в руке он держит начищенный котелок. Если бы я не знала, кто он таков, я бы приняла его за любящего отца, навещающего дочку, но никак не за жениха, приехавшего к своей невесте.

Миссис Найтуинг подготовила для встречи малую гостиную и подготовилась сама. Она прихватила с собой вязанье, чтобы тихо сидеть с ним в углу в роли безмолвной дуэньи. Но и мы готовы. Фелисити внезапно сваливается с приступом ужасающей, совершенно нестерпимой боли в животе. Она лежит в своей спальне, корчась на кровати в немыслимой агонии. Это похоже на аппендицит, и миссис Найтуинг ничего другого не остается, кроме как немедленно броситься наверх и заняться Фелисити. В результате роль дуэньи временно достается мне. Я тихонько устраиваюсь в гостиной с книгой и делаю вид, что не замечаю, как расписанная розами чайная чашка дрожит в руках Пиппы.

Мистер Бамбл рассматривает Пиппу так, словно оценивает кусок земли, который собирается приобрести.

— Я вижу, кольцо пришлось вам как раз впору?

Это не столько вопрос, сколько предложение сделать ему комплимент и похвалить за хороший вкус.

— О, да, — рассеянно отвечает Пиппа.

— Как ваши родные? В добром здравии?

— Да, спасибо.

Я кашляю и бросаю на Пиппу требовательный взгляд. «Ну же, действуй! Покончи наконец с этим!» Мистер Бамбл в ответ на мой кашель одаряет меня скучной улыбкой. Я снова кашляю и утыкаюсь в книгу.

— Надеюсь, и вы тоже пребываете в добром здравии? — продолжает светскую беседу мистер Бамбл.

— О, да, — бормочет Пиппа. — Ну… нет.

Наконец-то…

Мистер Бамбл замирает, не донеся чашку с чаем до рта.

— О… Надеюсь, ничего серьезного, моя дорогая?

Пиппа бессильным, даже отчаянным жестом подносит к губам носовой платок. Я могу поклясться, что у нее даже выступили на глазах самые настоящие слезы. Она великолепна, и должна признать, на меня это производит впечатление.

— Но в чем дело, дорогая? Вы должны довериться мне, вашему нареченному, и не огорчаться так.

— Как я могу, если меня вынуждают обманывать вас?

Мистер Бамбл слегка откидывается назад, в его голосе вдруг звучит холод.

— Продолжайте. Как это может быть, что вы вынуждены меня обманывать?

— Видите ли, все дело в моем недуге. Я страдаю ужасными припадками, и такой припадок может случиться в любое время!

Мистер Бамбл застывает, словно окаменев.

— И как… как давно вы страдаете… припадками?

В силу хорошего воспитания он едва может выговорить ужасное слово.

— Боюсь, всю мою жизнь. Мои бедные матушка и отец так страдают из-за этого! Но я ведь вижу, что вы — человек порядочный, и у меня просто сердце разрывается из-за того, что мне приходится поддерживать их ложь.

Браво!

Британская сцена много потеряла, лишившись Пиппы в качестве столичной актрисы. Пиппа искоса поглядывает на меня. Я одобрительно ухмыляюсь.

Мистер Бамбл выглядит точь-в-точь как человек, купивший отличный образец дорогого китайского фарфора и только дома обнаруживший в прекрасной вазе здоровенную трещину.

— Я действительно порядочный человек. Я всегда соблюдаю взятые на себя обязательства. И потому я должен немедленно поговорить с вашими родителями.

Пиппа хватает его за руку.

— О, нет! Умоляю вас! Они никогда не простят мне, что я рассказала вам всю правду. Прошу, поймите, меня всего лишь заботит ваше благополучие!

Пиппа таращится на мистера Бамбла огромными умоляющими глазами. И ее очарование производит желаемый эффект.

— Дорогая, но вы должны понимать, что если я разорву нашу помолвку, то ваша репутация — и даже сама ваша добродетель — окажутся поставленными под сомнение!

Ах, ну да. Мы должны ужасно бояться, что мир усомнится в нашей добродетели. Это ведь позор!

— Да… — чуть слышно произносит Пиппа, опуская взгляд. — Потому я и подумала, что лучше будет, если я откажу вам.

Она снимает с пальца обручальное кольцо и опускает в ладонь жениха. Я жду, не станет ли мистер Бамбл умолять Пиппу передумать, не заговорит ли о своей любви, о том, что ее болезнь не имеет для него значения… Но он, кажется, испытывает лишь искреннее облегчение, и тут же говорит слегка высокомерным тоном:

— Но в таком случае что я должен сказать вашим родителям?

— Скажите, что я еще слишком молода и глупа, чтобы стать хорошей супругой, и что вы достаточно благородны для того, чтобы позволить мне разорвать помолвку и при этом сохранить репутацию. Они не станут спорить с вами.