Пятая пробирка - Майкл Палмер

— Ты меня понимаешь? — спросил он.

Охранник тупо взглянул на него.

— Я спросил, ты меня понимаешь?

Пытаться укусить холодный шоколад разбитой челю­стью было бесполезно. «Ну и ладно», — решил Бен. Все равно желудок, измученный рвотой, не принял бы ника­кой пищи. Разбитыми, кровоточащими губами Каллахэн приложился к бутылке и сделал несколько глотков. Перед глазами все плыло, потом немного прояснялось и снова плыло, ноги изредка конвульсивно подрагивали. Когда-то давно, в молодости, он иногда задумывался над философ­ским вопросом, не имевшим ответа: когда и где ему пред­стоит умереть. Тогда казалось странным и пугающим само предположение, что этот момент вообще наступит.

Но зачем им понадобилось его одевать?

Прошло минут десять, потом еще десять. Бен иногда чувствовал, что теряет сознание и наверняка упал бы со стула, если бы не был привязан к спинке.

Стук открывшейся и снова захлопнувшейся двери при­вел его в чувство. Даже выдержав боль, которая была за гранью возможного, даже будучи готовым встретить вер­ную смерть, Бен ощутил новый прилив страха, от увиден­ного. Винсент, который был его мучителем, собирался стать и его палачом.

Тот, кто стоял перед ним, подняв голову и расставив ноги, выглядел выше и крупнее, чем статуя в парке. Лицо человека было умело раскрашено мазками защитной крас­ки, полностью совпадавшей с цветом рубашки и брюк. Длинные светлые волосы спрятаны под такой же камуф­ляжной расцветки кепкой фасона «коммандос». Но не эти доспехи являлись источником страха. За спиной убийцы висел колчан с дюжиной стрел, а в левой руке он держал едва не достающий до пола лук.

— Смотри, какая штучка, — сказал Винсент. — Это из­готовленный из комнаундных[46]материалов лук для охоты на крупную дичь, натяжение тетивы семьдесят фунтов, знаменитые углепластиковые стрелы, длина тридцать один дюйм. Во время поездок у нас не остается времени на охоту, да и честная игра нынче штука редкая. Так что же делать охотнику, а?

— Я... я даже не знаю, — пробормотал Бен.

— В нашем случае охота будет очень короткой. Теперь слушай меня, и слушай внимательно: Рио милях в восьмидесяти к юго-востоку отсюда, Белу-Оризонте почти прямо на север, милях в ста пятидесяти, но там очень крутые холмы, можно сказать горы. В округе есть много маленьких город­ков и деревень, где ты сможешь найти помощь. Но лично я не уверен, что тебе это удастся. Хотя кто знает? Однако сна­чала тебе нужно суметь выбраться отсюда. Ребята не дадут соврать, я очень хорошо управляюсь с этой штукой. — Сво­бодной рукой Винсент схватил Бена за волосы и запрокинул ему голову. — Мне хочется понюхать свежей крови. Обещаю тебе, Каллахэн, что если ты испортишь мне охоту, если не сможешь долго бегать и прятаться, я прострелю такое место, что ты умрешь не сразу. Потом тебя снова притащат сюда, и я опять так поработаю с тобой этой электрической палочкой, что предыдущие раунды покажутся тебе щекоткой.

Винсент отпустил волосы Бена, но перед этим так уда­рил его по лицу, что из свежей раны, недавно нанесенной стволом пистолета, снова брызнула кровь.

Бен не обратил внимания ни на удар, ни на боль, ни на кровь, которая текла по подбородку, заливая майку. Он понял одно — ему дают шанс не выжить, а умереть под от­крытым небом и сохранить хоть каплю достоинства. Он все-таки выиграл свою битву у этого убийцы из «Уайтсто- уна». Элис Густафсон и «Охрана органов» находились в безопасности, и то, что он умрет уже казалось не самым важным. Бен давно потерял веру и в церковь, и в Бога, но сейчас он вдруг почувствовал, что если те, кто в детстве учил его молитвам и катехизису, были правы и рай суще­ствует, то он сделал попытку, пусть и маленькую, попасть туда. Оставалось надеяться, что у него еще осталось не­много сил и конец будет не слишком мучительным.

Радуйся, Мария, благодатная, Господь с тобой! Благо­словенна ты между женами, и благословен плод чрева тво­его, Иисус.

— Развяжите меня! — услышал Бен свой голос и уди­вился тому, как твердо он прозвучал.

Винсент кивнул своему помощнику, и пленника развя­зали. Он стиснул зубы и поднялся. Волна тошноты и головокружение снова захлестнула его, но Бен устоял и даже смог сделать еще пару глотков из бутылки.

Дева Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей.

В голове эхом повторялось «Радуйся, Мария», и Бен сделал неуклюжий болезненный шаг к двери. Потом еще один. «Интересно, — подумал он, — каково это — чувствовать, как твое тело пронзает стрела?» Не такая, какими стреляют на соревнованиях в скаутских лагерях. Винсент собирался использовать настоящие охотничьи, с четырехгранным заточенным металлическим наконеч­ником.

Следующий шаг дался ему чуть легче. Бен сделал глубо­кий вдох и вышел на улицу. Винсент последовал за ним.

— Вперед! — скомандовал он. — Я скажу, где остано­виться.

Бен выпрямился. Он выиграл. Настало время прос­то сыграть роль до конца. Если бы кто-нибудь всего два месяца назад сказал, что ему предстоит умереть за дело, в которое он верит, Каллахэн рассмеялся бы этому чело­веку в лицо. Где же была мадам Соня в то время, как Бен так нуждался в ней? Переносить все эти пытки оказалось бы намного легче, знай он наперед, что выдержит их, что сохранит имя Элис Густафсон и ее дело в тайне до самой своей смерти. Бену очень хотелось увидеть лицо Вин­сента, в тот момент, когда он скажет, что игра окончена и «Уайтстоун» проиграл. Но это, разумеется, тоже должно остаться в тайне.

Подняв голову, Каллахэн медленно зашагал вперед. Остановившись на секунду, он сделал еще один, пос­ледний глоток воды и бросил пустую бутылку в кусты. С того места, где сейчас стоял Бен, больницы видно не было.

— Пора.

— Так, давай разберемся, — сказал Бен хриплым и не таким решительным голосом, как ему бы хотелось. — Если я тебя убью, я смогу просто уйти?

—Разумеется, — немного раздраженно ответил Вин­сент. — Убежишь — и ты свободен. Убьешь меня — тоже свободен. Если я подстрелю тебя — ты проиграл.

—Кому-нибудь удавалось уйти от тебя?

—А ты как думаешь?

—Тогда я буду первым.

—У тебя минута времени, придурок. Шестьдесят се­кунд! У меня будут закрыты глаза, но не уши. Можешь бе­жать, куда хочешь. Но ты передо мной в большом долгу за Цинциннати, поэтому первой стрелой я тебя только раню. И вторым, может быть, тоже. Я еще не решил.

—Скажи, когда начинать, — прохрипел Бен.

—Начали.

Начали!

С этого момента жизнь Бена зависела от стрелки часов. Несколько драгоценных секунд он потерял, решая, в ка­кую сторону двигаться. Кустарник с правой стороны ка­зался не таким густым, как слева, и Бен нырнул вправо, заботясь не столько о том, чтобы скрыться, сколько о том, чтобы просто устоять на ногах и хоть немного удалиться от человека, который собирался в ближайшее время убить его.