Дитя клевера - Аманда Проуз

– Что это значит? Не понимаю тебя! Я ведь всегда рядом, когда нужна тебе! И ты тоже! Всегда рядом! И так было всю жизнь! С раннего детства. А это значит, что…

– Да, я тоже так считала! Сидела тут, развесив уши, а ты плела мне всякую дребедень, наставляла, как мне жить… Дескать, учись, ищи себя, не бойся приключений… Как это ты там выразилась? «Я люблю тебя сильно-сильно и хочу, чтобы у тебя была замечательная, интересная, увлекательная жизнь…» Что? Не могла дождаться, когда столкнешь меня прочь со своей дороги, да? Сама не понимаю, как я могла повестись на всю эту дерьмовую болтовню! Представляю, как вы там с Уолли потешались за моей спиной! Боже! Я так зла! Я просто в бешенстве! Что ж, прими мои поздравления, Дот! В прошлом году ты потеряла любовника, а сегодня ты потеряла свою лучшую подругу.

Дот громко расхохоталась.

– Я и Уолли?! Ты что, с ума спятила? Ты в своем уме?

– В своем, в своем! Можешь не волноваться! Давно бы мне уже надо было догадаться! И ты еще смеешь все отрицать?

– Барбара! Я даже не знаю, что тебе сказать! Но думать, что я и Уолли… что мы…

– Ах, значит, на воскресный ленч к вам приходил кто-то другой, да? И чаи вы вчера распивали не с ним и с твоим папашей? А что еще вы там вытворяли за моей спиной?

Дот ошарашенно уставилась на подругу.

– Нет, я не стану отрицать! Уолли действительно заходил к нам пару раз. Я сама собиралась рассказать тебе об этом, но…

– Никаких твоих долбаных «но»! Он мне сам рассказал о ваших дальнейших планах! А потому я ставлю жирную точку в наших с тобой отношениях. Между нами все кончено! Проваливай ко всем чертям, Дот, и оставь меня в покое! Наслаждайтесь обществом друг друга!

Барбара сорвалась с места и стремительно понеслась вдоль улицы, пока не исчезла из вида.

– Постой, Барбара! Прошу тебя! Куда ты? Это все неправда! Я люблю Сола! В моем сердце нет места ни для кого больше. Тем более для какого-то Уолли… Барбара! Не уходи! Пожалуйста! Ты – единственное, что у меня осталось…

Но едва ли хриплый шепот Дот долетел до ушей ее подруги.

Ди кружилась и кружилась по комнате до тех пор, пока у нее не поплыло перед глазами. После чего она в изнеможении повалилась на родительскую кровать, вытянулась и закрыла глаза. Кровать сдвинули в сторону, чтобы освободить как можно больше места для приготовлений. Но вот головокружение прошло, и Ди, широко раскинув руки, возобновила свои вращательные движения.

– Послушай, Дот! Я плохо танцую, да? Мисс Кинг говорит, что бальные танцы у меня получаются из рук вон плохо, что я похожа на неуклюжего слоненка из сказки. Ну и пусть! Я ведь не собираюсь быть балериной. Я буду стюардессой. Ты только посмотри, Дот, на мою юбочку! Похожа на балетную пачку, да? Тоже вся такая шуршащая, торчит в разные стороны… Интересно, если я спрыгну с лестницы, то она удержит меня, как парашют? Как думаешь? Или лучше не взбираться на самый верх, а спрыгнуть где-нибудь с середины лестницы, а? Что скажешь, Дот? Ну Дот! Скажи, откуда мне прыгать!

Дот сидела у трельяжа, который стоял у самого окна в родительской спальне, и молча разглядывала отражение своей сестренки во всех трех зеркалах. Венок из искусственных маргариток соскользнул с головы Ди и упал почти до самого подбородка, закрыв половину лица. Дот уже успела изрядно устать от ее гиперактивности, нескончаемых прыжков и кружений, да еще сопровождаемых веселой болтовней. Рот у Ди не закрывался ни на минуту. Она так и сыпала вопросами, на половину из которых сама же и отвечала.

– Осторожнее, солнышко!

– Я всегда осторожна, Дот! И потом, я же сильная. Вот! Потрогай мою руку! Ущипни изо всей силы, если хочешь! И я не заплачу!

Ди проворно извлекла свою ручку из белоснежного, связанного на спицах жакета и продемонстрировала старшей сестре крохотный бицепс.

– Ну, давай же! Ущипни! Изо всей силы! Я не буду плакать! Обещаю!

– Не выдумывай, Ди! Не собираюсь я щипать тебя!

– Хорошо! Тогда давай я ущипну тебя первой, а потом ты!

– Ди! Я не буду щипать тебя ни первой, ни второй! Ясно? И пожалуйста, не вздумай прыгать с лестницы! Ничем хорошим это не кончится! Только ноги себе переломаешь!

– А с переломанными ногами я все равно буду твоей подружкой на свадьбе?

Дот ненавидела это слово – подружка. Оно тут же напоминало ей о том, что сама она – невеста. И если Ди сломает себе ногу или руку, ничего в судьбе Дот не изменится. Просто на какое-то время отложат саму церемонию. Более того, Дот была абсолютно уверена в том, что, если бы она и сама сломала себе ноги или даже свернула шею, а такие мысли не раз и не два посещали ее, все равно бы это ей не помогло! Родители нашли бы способ доставить ее к алтарю, лишь бы побыстрее сбагрить непутевую дочку с рук.

Впрочем, все произошло так быстро, что у Дот практически не было шансов помешать предстоящей свадьбе.

– Уолли – хороший парень, и ты ему нравишься! – заявила ей мать после одного из ставших уже традиционными воскресных ленчей с его участием. – Пора тебе наконец взглянуть на саму себя в полный, так сказать, рост. И пора прекратить изображать из себя страдалицу и нагонять на всех остальных тоску. Сидишь тут целыми днями напролет с кислой миной на лице. Не лицо, а задница какая-то! Подвернулся стоящий человек, надо действовать, Дот! Иначе рискуешь остаться в старых девах. Тем более без работы!

Дот лишь молча прикусила губу. Еще один ее позор! Еще одно пятно в длинном шлейфе ее позорных деяний. Дело в том, что она так и не сумела заставить себя вернуться на спичечную фабрику. Сама мысль о том, что ей снова предстоит пройти через ту проходную, где когда-то в самое первое утро ее самого первого рабочего дня ей сделалось плохо, так вот, сама мысль о том, что придется снова идти через те же ворота, повергала Дот в ужас. Ноги категорически отказывались повиноваться. Она ведь думала тогда, что подцепила какую-ту инфекцию, что и Сол тоже заразился от нее. А на самом деле она уже просто была беременна. Носила под сердцем их ребенка. Почему, ну почему она не помчалась в то же самое утро прямо к Солу? В «Купеческий дом»? Не разбудила его? Не сказала ему всю правду? Вполне возможно, все тогда в их жизни сложилось бы по-другому.

Ее родители оказались правы. Уолли она нравится, а других подходящих вариантов у нее нет. И Барбара тоже была права: надо катиться по накатанной дорожке, не выдумывать себе всякие бредни.

Доктор Левитсон сказал, что в ее нынешнем состоянии повинны нервы. Дот прекрасно понимала, что дело совсем не в нервах, но безропотно пила трижды в день какую-то тонизирующую микстуру, которая якобы должна ее успокоить. Однако при чем здесь нервы, когда у нее разбито сердце? И это разбитое, безутешное сердце что ни день упрямо напоминает ей о том, что могло бы быть, если… Она вспомнила, как ехала на работу после того незабываемого, поистине волшебного вечера в клубе, когда она танцевала перед самой Эттой Джеймс. Вроде и автобус тот же, и маршрут, которым он петляет по городу, прежний, но она не видит ничего вокруг, мыслями она все еще там, в клубе. Потом она вспомнила, как нравилась ей разноцветная радуга красок в отделе тканей, когда она работала в «Селфриджез». И тут же подумала о том голубом комбинезончике, который собственноручно сшила для своего новорожденного сына. А потом, как она смотрела через решетчатое отверстие в двери, как миссис Дьюбос (хорошее у нее лицо, доброе!) прижимает к себе ее сына. Вот он, судьбоносный поворот в ее жизни! После которого уже ничего и никогда не будет, как прежде.