Война роз. Право крови - Конн Иггульден

Минул час, пошел второй, но Уорик с Кларенсом не выказывали ни малейших признаков утомления или скуки. Ричард превратил это в подобие игры на выносливость: не важно, как долго длилась задержка, они могли лишь исподтишка встречаться друг с другом глазами, в которых сквозила смешинка или ироничный интерес.

– Мессиры… точнее, милорды! Прошу вас, приблизьтесь ко мне. Да-да, сюда. О, как я сокрушаюсь тем, что заставил вас ждать здесь целую вечность! Канцлер Лалонд, разумеется, тоже будет присутствовать с нами, ради мудрого совета. – Король повел на старика глазами, словно вызывая его на ответ. Тот молча смотрел, согнувшись над своей тростью. – Знаете, господа мои, каждое утро я поднимаюсь с тягостной мыслью о том, что когда-нибудь Лалонд нас покинет и не явится по моему зову во дворец. Я заранее горюю – прошу понять меня правильно, – представляя, какую скорбь я безусловно буду ощущать, – и таким образом как бы смягчаю боль утраты, поскольку переживаю ее заблаговременно.

– Думается мне, Ваше Величество, что даже при этом вы все равно будете скорбеть, – сочувственно вздохнул Ричард. – Я постиг, что время может сглаживать жжение от пореза, но оно мало что может сделать с самой раной, которая более глубока.

Король Людовик перевел взор с Уорика на Кларенса и продолжительное время его удерживал, в кои-то веки примолкнув. Затем, воздев палец, глубокомысленно подержал его и приложил к губам.

– О! Ваш отец. Граф Солсбери. И конечно же, герцог Йоркский, великий человек и друг этого дома. Да, милорды. Вы оба закалены болью утраты. Таково, кажется, английское слово? Сделавшись сильнее, словно металл в горниле. Знаете, когда сей мир оставил мой отец, мы с ним были, как бы это сказать… разобщены. В общем, не примирились друг с другом. Он словно бы усматривал во мне угрозу – заблуждение, в целом ему не свойственное. Он считал, что я понапрасну растрачиваю свои таланты. И тем не менее мне его недостает.

Неожиданно, без всякого перехода, глаза короля наполнились слезами, и он, задавленно взрыдывая, замахал рукой. К нему моментально подлетели слуги – кто с водой, кто с шелковыми платками, кто с вином. Еще одна секунда, и всякий намек на горе прошел, а взгляд монарха сделался холодным и острым, как шпора. Уорику оставалось лишь склонить в поклоне голову (в очередной раз возникло странное ощущение, будто этот человек неотрывно за тобой наблюдает, словно глаза у него – это цветные непрозрачные стеклышки, а поток мыслей и слов скрывает того подлинного, кто находится за этой маской и время от времени из-под нее выглядывает).

– В вас, милорд Уорик, я с первого же мгновения разглядел чувствительную, трепетную душу. Человека, который – уж простите мне невольную лесть – достоин моего времени и способен воздать мне за доверие. Вы явились ко мне без коварства и всяких там лукавых игр, изложить свое желание мира и торговли на свой восхитительно откровенный английский манер – начистоту, словно выложенные на доске фасолинки, которые можно сосчитать и смахнуть или же бросить в общий котел. Отец мой относился ко всем вам с неприязнью, и это, безусловно, можно понять, учитывая то, как всякий там английский сброд и простолюдины расхаживали по его улицам с видом хозяев.

Ричард улыбнулся в предвкушении вопроса или мнения, которое неизбежно должно было последовать за этой тирадой.

– И вот сейчас, милорд Уорик, предо мной стоит выбор в отношении вас, выбор, который доставляет мне боль. Прежде чем вы уйдете сегодня, я должен решить для себя, кто передо мной: глупец и простофиля или же часть коварных стратагем[51] вашего двора там, в Лондоне!

К несказанному удивлению графа, король встал со своего кресла и ткнул в его сторону пальцем, затемнив при этом глаза явным гневом. Шелковистость манер и философское мудрствование в этом человеке сменились таким накалом ярости, что в лицо англичанам словно пахнуло жаром.

Перемена была столь внезапна и разительна, что Уорик напрягся всем телом, чтобы не расхохотаться. Несмотря на эпатаж, в этом венценосном буффоне было что-то донельзя комичное.

От недюжинного усилия сдержать себя Ричард как-то даже обмяк.

– Ваше Величество, я не вполне понимаю…

– Значит, все-таки простак? Ни за что бы такое о вас не подумал. Ричард Невилл – человек, заточивший в лондонский Тауэр короля, оказавшегося в проигрыше… Скажите начистоту: король Эдуард думает меня вами устрашить? Желает, чтобы в вашем облике я углядел какую-нибудь угрозу?

Уорик от неловкости сглотнул.

– Клянусь, такого намерения у него нет. Если б вы, Ваше Величество, встретились с королем Эдуардом, вы наверняка убедились бы, что он в такие игры не играет – в такие извилистые игры. Именем моим и честью…

Король Людовик вскинул руку, чистую и белую.

– Я дал вам в дар, милорды, золотую и серебряную утварь. От купцов в Париже я потребовал, чтобы они не брали с вашего отряда никакой уплаты – ни-ка-кой! Даже шлюхи, и те не должны были требовать с ваших людей ни единой монеты. Я повелел самым искусным швеям, ткачам и красильщикам Франции снять мерки с каждого, кто прибудет вместе с вами с побережья. В самом деле, милорды, почему бы нет? Домой они вернулись бы в более нарядной и добротной одежде, чем та, в которой они прибыли из Англии. Мои мастера-портные могли бы показать свои товары английским семьям, которым хватает достатка заказать себе еще. Вы понимаете? Та нить, что связует нас, – это торговля, а не война! Англичане исстрадались по лучшему вину, чем то, которое им поставляют ваши неважнецкие, скудные виноградники. То же самое касается и сыров. А взамен, кто знает, может, у вас отыщется что-то, чего недостает нам?

– Лучники? – невинно проронил герцог Кларенский Джордж.

Намеревался ли он защитить этим Уорика от напыщенной тирады, или же это вырвалось у него по юношеской ершистости, сказать сложно. Ричард лишь инстинктивно ухватил молодого человека за руку, чтобы тот подуспокоился.

– Ваше Величество, я не понимаю причины вашего гнева, – поспешно заговорил граф Уорик. – Подозреваю, что налицо какая-то путаница. Быть может, неверно истолкованное послание или же козни некоего злошептателя, который вопреки всему…

Король Людовик поглядел на него искоса и произнес с горьким вздохом:

– По всей видимости, Ричард, вас даже не известили. Вот почему я так досадую, отчасти и за вас. В самом деле, как вам быть теперь? Теперь, когда ваш король вновь, вторично, выставляет вас глупцом? Заставляет вести переговоры насчет французской принцессы и вдруг – оп! – выбивает у вас из-под ног всю почву: «Я, знаешь ли, уже женат». А нынче, милорд, он присылает вас ко мне снова, обсуждать мирный договор, цена которому… ладно, не будем об этом. А пока вы здесь, во Франции, он заключает свой собственный договор с герцогом Бургундии, насчет торговли и прочего. Прочего! У меня есть сведения, что он заключил пакт – пакт! – с мессиром герцогом Бургундии, премилым Филиппом! Пакт о взаимной защите от Франции! Какая низость, какое двурушничество… И вместе с тем я страшусь за вас, милорд. Так быть преданным своим королем! Как бесчестно! Вы думаете, между нами быть войне? Таково намерение короля Эдуарда?