Влюбленные антиподы - Ольга Горышина

Я смотрела на окошко в кухню, на котором красовался самодельный кораблик. Палочка с парусом и вместо корпуса — бутылка вина. Да пусть провалятся все виноделы Хорватии в преисподнюю!

— Ты серьезно?

Боль уже подобралась к бровям, и я еле удерживала глаза открытыми.

— Да, Кузя, я никогда еще не была настолько серьезной…

И он отвел меня домо й. Лечь спать я сумела самостоятельно, даже на секунду не задумываясь о том, что все это время будет делать Тихонов. Да что хочет, то пусть и делает!

Я спала. Или была в забытье. В черной дыре! Что собственно одно и тоже. Голова болеть перестала. Но бодрость духа не вернулась. Я посмотрела на часы — млин, я даже двух часов не проспала.

Выглянула из комнаты. Никого. Даже посмотрела во двор. Снова никого. Даже машины. Отлично! Достала из холодильника холодные фрукты и стала их есть. Фруктоза, помоги! Но без душа животворящего у меня вряд ли получится воскреснуть. Однако и из него я вышла еще не совсем человеком и зарычала на вернувшегося Кузьму зверем:

— Что это за фигня?

Я говорила про бутылку из зеленого стекла с этикеткой, на которой были изображены лимончики.

— Лимун, — ответил Кузьма и протянул бутылку мне. — Лимонад. Выпей, пока холодный.

Я глотнула. Странный вкус. Сделала еще глоток… Блин. Мне бы сразу заметить пену у горлышка!

— Эта хрень с градусами?!

Я чуть не съездила его этой бутылкой по наглой роже. Но все же сдержалась и поставила недопитой и неразлитой на стол.

— Даш, там градусов, как у кефира. Пей, — он снова сунул мне бутылку. — Вкусно ведь?

Я кивнула и продолжила пить, но на середине бутылки сдалась.

— Сам допивай.

И он допил.

— Тебе легче?

Я покачала головой.

— Так себе…

— На улице жара, так что сиди под кондиционером. Сиди, — и он указал мне на стул. — Сейчас я сыра нарежу. И хлеба. Купил у них с корочкой. Подумал, вдруг хотя бы хлеб погрызешь…

— Спасибо.

Но я ела не только хлеб. Аппетита особого не было, но живот крутило от голода, и я решила его немного набить едой.

— Мы плавать пойдем? — буркнула я в итоге. — А то что весь день делать?

Он пожал плечами:

— С такой тобой действительно нечего делать…

Я снова насупилась. Да пошел ты…

— Кузь, а ты решил, что мы разгрузим самолет не только на вино?

Он ничего не ответил. Просто забрал у меня тарелку и стакан, чтобы поставить в посудомоечную машину.

— Извини, — буркнула я ему в спину. — Что-то снова голова разболелась.

— От жары. Вечером погуляем, станет легче.

Мне бы его оптимизм!

— Кузь, а у тебя никогда похмелья не бывает?

Он снова сел к столу и принялся резать инжир на четвертинки.

— Бывает, — он протянул мне блюдце, и я взяла самый маленький кусочек. — От большого количества водки, поэтому я не пью. Знаешь, к черту это вино, если тебе так от него плохо.

— А как же хорватский подарок? — я стрельнула глазами в сторону домашней наливки.

— А это не вино, это амброзия. Даш, — он не сделал даже перехода. — Зачем эта сука мне Таськину фотку прислала?

— Для отчета, — выдала я тут же. — Ну чего ты паришься?

— Ты бы просто эту фотку видела…

— Не надо! — тут же запротестовала я.

— Да и нечего. Я удалил. Не хочу видеть сестру такой…

— Кузь, вот ты сейчас просто так заводишься…

Он начал выстукивать пальцами по столу барабанную дробь.

— Наверное, действительно зря психую… Но я не могу, — он растопырил пальцы, и руки у него реально тряслись. — Так бы и придушил.

— Кузь, ну хватит! Реально — хватит. Она ж не специально в дерево влепилась…

— Но Таську под удар поставила специально! — повысил он голос.

— Окей… Скажи мне теперь, что ты точно взял бы удар на себя? Скажи!

Он молчал.

— Кузь, остынь. Таська сама с ней дружит. Сама.

Он поднялся. Нет, вскочил. Хорошо, стол остался на месте.

— Ты не понимаешь! Просто не понимаешь!

И шарахнул дверью во двор.

Да, не понимаю. Но и ты не понимаешь, раз не можешь ничего связно объяснить, а только дверью хлопаешь. Двадцать пять лет будет. А ребенок ребенком, хуже восемнадцатилетнего!

— Плавать идем?

Идем, конечно! Нельзя же целый день просидеть взаперти. Особенно, после того, как выяснилось, что вместе с лимонным пивом, Кузьма купил ещё и желтый мячик для водного поло. На пляже в воде плавала надувная сетка, и сейчас, ближе к вечеру, детей, желающих поиграть в мяч, не нашлось, поэтому мы без зазрения совести отогнали ее на глубину.

Учились играть по хорватской системе. От бразильской (или какая она там была в Ералаше?) ее отличало лишь то, что вместо стеклянного окна на спиной, впереди была соленая вода, и каждый пропущенный мяч вынуждал меня целую минуту жмуриться. Почему же морская соль так дерёт глаза?!

— До буйков?

Мы бросили мяч и поплыли, а потом пошли гулять — и я снова держала Кузьму за руку, чтобы тот не полез доставать для меня морского ежа. И еще хватала его за руки, когда он слишком нахально лез мне под футболку — заветная скамейка тоже оказалась в закатный час никому не нужной. Но, но, но, но… За спиной все же ходят люди, солнце все же светит, и вообще-то на все про все существует ночь…

Мы думали поужинать дома, а потом мне вдруг очень захотелось салата с хамоном и моцареллой. И точно не хотелось ничего, окромя минеральной воды, а потом и она не пошла, и мы взяли "природну воду", то бишь амброзию из-под крана. От мороженого я отказалась — сначала, а потом взяла лимон. В качестве втыка за дневное пиво.

— Ты каждую мелочь будешь мне припоминать? — то ли серьезно, то ли притворно обиделся Кузьма.

Буду. Конечно, буду — для меня это не просто отпуск. И даже не первый сексуальный опыт, пусть и не совсем удачный. Это нечто большее — это осознание того, как можно ошибиться в человеке. Если бы я хоть наполовину знала Кузьму так, как знаю его сейчас, то он никогда не стал бы у меня первым. Одна девчонка говорила, что специально пошла с парнем, которого даже имени не знала и никогда с ним больше не встречалась, чтобы, не дай бог, не влюбиться… Или не так, не так она говорила: первая любовь, она всегда болезненная, после первого секса часто разбегаются — так зачем мучить себя? Лучше потом найти того, с кем будет хорошо. Потом…