Четверо - Александр Пелевин

* * *

– Иди. Не оборачивайся. Скоро нас начнут искать. Любое резкое движение – и я стреляю.

Хромов с трудом брел, пытаясь не потерять равновесие в глубоком снегу. Под ногами хрустело, промокли ботинки, леденели пальцы в карманах пальто. Поплавский шёл сзади и светил фонариком, в другой его руке был пистолет.

– Зачем это всё? – Хромов понял, что у него замёрзли губы и ему становится трудно говорить.

– Я покажу тебе представление.

Была новогодняя ночь, и была зима, и чёрные силуэты деревьев высились в звёздном небе корявыми ветками.

Со стороны Волочаевки еле слышно завывали полицейские сирены.

Планета Проксима Центавра b

25 декабря 2154 года

17:40 по МСК

Это было понятно с самого начала. Зачем он надеялся, зачем он пытался что-то делать, если всё было понятно с самого начала.

Со всей силы, стиснув зубы до хруста, Лазарев ударил по стене кулаком в толстой перчатке.

– Злишься? – раздался вдруг совсем рядом чужой голос.

Лазарев резко повернулся вправо. В соседнем кресле сидел человек в таком же, как у него, скафандре, без глаз, носа, рта и ушей, с гладкой кожаной поверхностью на месте лица.

Лазарев замер на месте.

Лицо человека стало двигаться кожаными складками и собираться в морщины, на нём прорезался рот, вспухли розоватые губы, вырос толстый бугорок на месте носа, разлепились глаза без век.

Лазарев не отрываясь смотрел, как на лице проявляются знакомые ему черты. Его черты. Когда лицо окончательно сформировалось, он увидел себя.

– Или лучше другое лицо? – спросил незнакомец, и снова задвигались кожаные складки, уменьшился рот, глаза переместились чуть ближе к центру, изменилась форма носа.

Теперь это был Нойгард.

– Я могу быть в твоей голове кем угодно и чем угодно. Не бойся, это я. – Человек указал пальцем на море за иллюминатором.

Лазарев хмуро посмотрел в иллюминатор, будто хотел увидеть там что-то новое.

– Когда ваши учёные закладывали в «Аврору» способность воздействовать на человеческий разум, они сделали большую ошибку, – сказал человек. – Они не предполагали, что кто-то сможет завладеть её рассудком. Я тоже так умею. Но с ней я умею больше.

Человек щёлкнул пальцами, и в кабине зазвучала музыка. Лазарев узнал эти аккорды сразу. Это было вступление к «Space Oddity» Дэвида Боуи.

– У нас была совсем другая музыка, – сказал человек. – Для тебя она покажется бессмысленным шумом. А мы с ней жили, танцевали, любили и умирали.

– Как вы выглядели? – спросил Лазарев.

Человек снова щёлкнул пальцами, и музыка замолчала.

– Тебе интересно?

– Да.

Человек усмехнулся губами Нойгарда, и его скафандр вдруг расползся на части и мгновенно истлел. Тело увеличилось в размерах и окрасилось в чёрный, покрылось блестящим хитином, выросли крепкие мышцы. Глаза превратились в жёлтые кошачьи зрачки, рот сузился до небольшого круглого отверстия, нос исчез.

Перед Лазаревым сидело высокое чёрное существо без волос, с длинными ногами, мускулистыми руками и хитиновым панцирем, закрывавшим грудь, спину, плечи и локти. Морщинистое лицо выглядело рыхлым, как губка, тонкая кожа на нём пузырилась и вздрагивала.

Существо высунуло острый и длинный язык, облизнулось, сверкнуло глазами.

– Тебе это кажется уродливым, да? – сказало оно. – А для нас именно так выглядел идеал красоты.

Лазарев сглотнул слюну. Он не мог оторвать взгляд.

– А когда мы погибли, новые хозяева этой планеты выглядели так, – сказало существо.

Тело его за одну секунду вздулось и распухло, стало бесформенно-рыхлым и окрасилось в белый цвет. Исчезла голова, руки и ноги, из туловища вытянулись четыре толстых червеобразных отростка и несколько десятков щупалец вокруг чёрной дыры, напоминающей рот.

Кольчатые конечности росли, раздваивались, оплетали кабину, скребли по иллюминаторам. Лазарев инстинктивно прижался к спинке кресла, когда один отросток прошуршал совсем рядом с ним.

Это был отвратительный сгусток белой плоти, похожий на толстых копощащихся червей. С отростками, щупальцами, вибриссами и присосками, покрытый белой слизью и воняющий тухлятиной.

Лазарев затаил дыхание.

Один из отростков вдруг вытянулся, бросился к его лицу, завис в нескольких сантиметрах, и на его конце образовалась чёрная пасть, капающая слюной и слизью. Существо задрожало и утробно зарычало протяжным булькающим звуком.

А потом потемнело, окаменело и рассыпалось в прах.

В кресле снова сидел человек в скафандре с лицом Ной-гарда. Но теперь он держал в руке серебристую пятиконечную звезду.

– Тебе наверняка интересно, что это за штука.

Лазарев кивнул, глядя на звезду.

– Вам, как и нам, тоже снятся сны. Знаешь, как было в детстве? Ты находишь во сне что-то интересное, а потом понимаешь, что это сон, и пытаешься перенести эту штуку в реальность. Но ты просыпаешься, а там ничего нет. Сейчас ты вспомнил такой сон, да? Про золотую монетку. Тебе было шесть лет.

– Да, – сказал Лазарев.

– Ты же понимаешь, что меня и этой звезды нет в реальности? Я просто играю с твоей головой.

– Да.

Человек протянул Лазареву звезду и вложил её в его ладонь.

Сквозь ткань перчатки Лазарев почувствовал, какая она тяжёлая. Она выглядела будто из старого потемневшего серебра с зеленоватым налётом: на её поверхности он увидел орнамент, похожий то ли на арабскую вязь, то ли на индийское письмо, а в самом центре – четыре чёрные точки.

Лазарев рассмотрел звезду и вопросительно поднял бровь.

– Сейчас я покажу тебе представление, – сказал человек. – Если после этого представления звезда останется у тебя, я разрешу тебе улететь.

Лазарев крепче сжал звезду в перчатке.

– Как во сне, – сказал человек. – Она может остаться с тобой, а может исчезнуть. Она может сделать всё, что захочет. Если ты улетишь с ней, это может принести в твой мир много зла. Она может закинуть тебя в прошлое. Или в будущее. Я не знаю, что она сделает с тобой. Но ты сможешь улететь.

– Домой? – спросил Лазарев.

Человек кивнул.

– Я позволю тебе улететь, но я не знаю, куда и когда ты прилетишь.

– А если она исчезнет?

– Я потоплю тебя. Ты станешь частью меня.

– Зачем ты даёшь мне шанс?

Человек искривил рот. Кажется, он улыбнулся.