Война никогда не кончается - Ион Деген

Ну, я значит, сохраняя свои танки, немедленно отошел назад, так как я догадался в чем дело. Ушел в тень, в темноту. И поскольку я уже очень хорошо успел узнать эту местность, в темноте сманеврировал и вышел им во фланг.

Я был свежеиспеченным лейтенантом. Из училища меня выпустили младшим лейтенантом, а здесь я уже удостоился звания гвардии лейтенанта. Поскольку бригада наша была – Вторая Отдельная Гвардейская танковая бригада прорыва. Одна из десяти танковых бригад прорыва во всей Красной армии. На каждом фронте была одна такая бригада. Вот в этой бригаде я был командиром взвода, во втором батальоне. Ударном батальоне. Были еще первый и третий батальон. Обычно наступление начиналось углом вперед, и наш второй батальон оказывался на острие прорыва, во главе этого клина.

Да, так вот, обогнув свет от ракет, по темной тени я обошел с фланга немца. Мне удалось уничтожить две «пантеры». Бой на этом кончился. Потому что немцы не дураки, они ушли.

Утром приехал старший адъютант батальона, начальник штаба, и сказал, что наша бригада, от которой ничего уже не осталось, выведена из боя. Мы стояли в фольварке, литовское имение под старыми грушами, за большой каменной стеной. Ну мы были счастливы, что бригаду вывели из боя. Значит, до следующего наступления был шанс, что мы выживем! Потому что боев-то пока не будет, не будем мы в бою. И – хорошенько выпили!..

В этот момент мне мой башнер говорит: «Лейтенант – танки!» И мы смотрим: справа от нас, далеко впереди, из леса вышли «пантеры». Тридцать «пантер» пошли по полю. Поле огромнейшее, там только до дороги было где-то добрых полтора километра. И пошли они через поле на лес, который на нашей стороне. А на опушке нашего леса, справа от нас, стояла батарея 76-миллиметровых орудий, полковые пушки. Ну и, значит, артиллеристы сдрейфили, сбежали. Их можно понять, ну что делать 76-миллиметровым орудием против «пантер»?.. Конечно, они должны были стоять на месте, должны воевать. Не знаю, чем; может быть, бутылками с зажигательной смесью. Ну не знаю… Но, во всяком случае, удирать нельзя было.

И в этот момент на поле, на тачанке появился генерал. Мы знали, что 184-й стрелковой дивизией командует генерал-майор Городовиков. Для меня фамилия Городовиков значила и воспринималась прежде всего как Ока Городовиков, герой Гражданской войны, инспектор и командующий кавалерией Красной армии. Но тот был генерал-полковник или генерал армии. А этот генерал-майор. Оказывается, его брат младший. Вот представляете себе: 44 год, все генералы уже на «виллисах» – а этот на тачанке. Причем тачанка мчится по этому самому льняному полю – под огнем немецких «пантер»!

Он увидел нас, завернул к нам на фольварк за эту стенку – а у самого по щекам, по грязным щекам текут грязные слезы. И он: «Танкисты!.. Остановите танки!.. Всех к Герою представлю!..»

Мне так хотелось его матюгнуть. На хрена мне нужен твой герой, я выжить хочу после этой страшной ночи!.. Вот. Ну, не знаю, как…

Мои друзья, тоже гвардии-лейтенанты, Лешка Феоктистов и Толя Сердечнев, смотрели на меня… Я скомандовал: «К машинам! По местам! Огонь с места!»

Вскочили мы в машины, в «тридцатьчетверки» наши, а «пантеры» уже почти бока нам подставили. Ну, мы стали по ним стрелять. Бьем в борта. А у нас вообще была слаженность. Мы вместе и в училище были. И это были совершенно замечательные ребята, Сердечнев и Феоктистов. Такие ребята, такие ребята!.. Да… Да.

Ну вернулись и артиллеристы, когда «пантеры» развернулись обратно. Они по «пантерам» в корму открыли огонь. Вроде подбили и они шесть «пантер». А нам, танкистам, моему взводу, записали восемнадцать на троих. Вот и все.

Приехал в нашу бригаду сам Черниховский награждать нас, и за прошлые бои еще тоже. Наверное, у Черниховского, поскольку он сам был танкист, имелись какие-то сентиментальные чувства к танкистам. По бригаде распространилось: в связи с тем, что Дегену будут вручать «Героя», приехал лично командующим фронтом.

Ну, я стоял вместе со всеми на построении. А комбат наш, командир батальона майор Дорош, не пошел на построение – лежал под ивой. Я подошел, говорю: товарищ гвардии майор, а вы-то? А я, он говорит, себя плохо чувствую. Солгал он, потом я понял в чем дело.

Ну, короче говоря, построение, значит. Орден Отечественной Войны второй степени! – гвардии лейтенант Деген! Я строевым шагом, хорошо, подошел: «Служу Советскому Союзу!» Получил орден, пожал Черниховскому руку, встал в строй. Удивленные лица товарищей, которых я впервые видел – я же не знал всех в бригаде, всех награжденных.

За прошлые бои вручили, перешли к последним. Награды сначала старшие, потом мельче. Наконец уже Орден Красной звезды. И последняя – медаль «За отвагу». Гвардии лейтенант Деген!

Я на заплетающихся ногах пошел получать. Я не представлял себе – как это, за что так?.. Восемь «пантер», не считая всего прочего: пять уничтоженных автомобилей с боеприпасами, пехоты до хрена там. И за это – медаль «За отвагу»… Поэтому я немножечко растерянный пошел, наверное, Черняховский почувствовал это и он значит, пошутил: «Ну, что гвардии лейтенант, вы хотите у меня сегодня все награды забрать!». Вручил мне эту награду, распустили строй. Я пошел.

Когда меня назвали, вслед за мной вызывали: гвардии майор Дорош, командира батальона. Тоже медаль «За отвагу». А он где-то, значит. Ну, теперь, после всего, я подошел к нему. Он говорит: «Ну покажи, покажи. Танкистская, танкистская медаль!» Там, правда, на медали танк – Т-28. И потом он мне говорит: это нам с тобой мой замполит Смирнов подосрал.

Но я тогда не знал точно, что меня представили к званию Героя. Не знал я этого до двадцатого января 45 года. Когда Черняховский меня представил за зимнее наступление. Сказал подполковнику: запиши Дегена к званию Героя, оба экипажа – к Ордену Красного знамени. Нет, виноват, к Ордену Ленина. К Ордену Ленина. Тогда наш командир бригады, гвардии полковник, говорит: «Товарищ генерал армии его уже раз представляли». – «Я в этот раз сам прослежу!» Ну, вот тоже не вышло.

– А что же вы не поделили с замполитом? Ту несчастную гармошку, которую он у вас спер и хотел домой отправить?

– Да я бы ему не только гармошку, я бы ему отдал все, что угодно, если бы он меня попросил. Но он же, сволочь, мародер такой, он же забрал ее, никого не спрашивая. Меня это обидело, естественно.

Я его ни разу в бою не видел. И он весь орденами был увешан! Вот такой. Ну, мне ж все-таки девятнадцать лет было. Забрал я эту свою гармошку, положил под трак гусеницы, сказал механику: заводи и вперед! И раздавил гармошку. Вот и вся история.

Ну, а что он не поделил с комбатом, я не знаю. Но он исчез, после этого боя мы его уже ни разу не видели. Его перевели заместителем командира тяжелотанкового полка по политчасти.

– Эти не тонут и не пропадают, с ними ничего не случается. Вы были ранены сколько раз, Ион Лазаревич?

– Официально – три. Официально – это когда я обращался с ранением к медикам. Три раза меня лечили в госпиталях, после трех ранений. Ну, были еще пустяковые ранения. Шлепнул вот осколок в плечо. Это Черняховский обратил внимание, он говорит: лейтенант, вы ранены. Я не почувствовал даже этого ранения. Были ожоги у меня, это у танкистов часто… Так что официально – три ранения: два тяжелых и одно легкое.