Дочь Льва - Лоретта Чейз

До сих пор он считал, что скорее умрет, чем даст ей увидеть его в таком положении — в запущенном доме, громко возвещавшем о его злодеяниях. Он и умер — сотней маленьких смертей от стыда и чувства вины. Но пережив худшее, он знал, что сможет вытерпеть и отказ от его любовных притязаний.

Он хорошо знал, что не имеет на них права, и сходил с ума, думая о них и не надеясь. Но ничего не мог с собой поделать. После первого ошеломленного — и короткого — объятия он не имел возможности к ней прикоснуться, когда вокруг сновали незнакомые слуги, в любой момент могли ворваться Персиваль или леди Брентмор, а Эсме пребывала в состоянии священного гнева.

Помоги ему Бог, он соскучился даже по ее безумной ярости.

Вариан слабо улыбнулся, разглаживая ветхие простыни.

Сегодняшнее представление выявило еще одну настоятельную потребность. Не то чтобы он этого не ожидал после двухмесячной опеки бабушки. Но братья подумают, что он подкаблучник. Потому что они не понимают. А Вариан не имел ни малейшего желания объяснять.

Он знал, что Эсме глубоко оскорблена, и обидел ее он.

Он не знал, как это исправить. Она показала ему письмо миссис Стоквеллл-Хьюм — причину их неожиданного визита, — и собственный отклик не удовлетворил его самого. Вариан попытался ей объяснить, что пока его приятели сами ее не увидят, в них будет расти убеждение в ничтожности леди Иденмонт. Он понимал, что это его вина, и так и сказан: его скандальная репутация, жена из малоизвестной страны — и в итоге дикие слухи. Но у него пока нет средств представить ее достойным образом, а значит, сейчас это должна сделать вдова. В этом месте Эсме взорвалась.

Как он теперь понимал, она была убеждена, что убогое положение мужа отражает ее несостоятельность как жены. В этом всего лишь проявилось различие культур. Беда в ее уверенности, что он сам считает ее недостойной. Она думала, что он ее стыдится и устал от нее.

Совершенное безрассудство. К сожалению, неистовые безумцы глухи к доводам разума. Она не верила ни единому его слову.

Вариан засунул грязную одежду в шкаф и огляделся. Мебель они спасли от выбрасывания из полу сгоревшего дома в Айлесбури. Пригодна была только мебель для спален. По крайней мере братьям ничего не оставалось, как верить в это.

Сейчас он заметил исходящий от мебели легкий запах гари, несмотря на все усердие, с каким он ее отскребал и мазал олифой. Простыни тоже были из вторых, или третьих, или четвертых рук, потрепанные и серые, хотя Анни их безжалостно оттирала на доске. Шторы — еще хуже. Древние, побитые молью, да еще котята над ними потрудились.

Вариан застонал и сел на кровать. Черт возьми, о чем он думал? Как мог даже помыслить о том, чтобы соблазнять свою баронессу в такой дыре?

— Вариан! — послышался из-за двери голос Эсме.

Вариан испытал страстное желание залезть под кровать. Но он только ухватился за край матраса и взмолился, чтобы она посмотрела куда-нибудь в сторону, и тогда он сумеет улизнуть, прежде чем она увидит обшарпанную комнату.

Дверь с протестующим скрипом распахнулась.

Он закрыл глаза.

— Я думала, ты от меня прячешься, — предположила она. — Тебе и надо было скрываться, но я пообещала твоим братьям не убивать тебя. Они сказали, что у них нет денег на похороны.

Он открыл глаза. Она стояла в дверях, скрестив руки.

— К тому же Гидеон не желает быть бароном. Он говорит, пусть его лучше повесят. — Она посмотрела на него, оставила враждебную позу, вошла и внимательно огляделась. — Какая большая комната! Сюда бы поместился весь мой дом в Дурресе. Но у тебя дом такой же, как у бабушки, так что я не изумляюсь.

Вариан встал.

— Комната ужасная, хотя когда-то она была элегантной, в старомодном стиле. Я бы хотел, чтобы ты ее такой видела… весь дом.

Она пожала плечами:

— Здесь совсем неплохо. С помощью нескольких женщин я могла бы ее отчистить за неделю, может, чуть больше. Тебе нужно завести мышеловку, так говорит бабушка, и я с ней согласна. Хотя не понимаю, что тут находят бедные мыши. — Она с укоризной посмотрела на него. — Деймон говорит, что ты надрываешься на работе. Как будто я сама не вижу!

— Я десять лет ничего не делал. У меня есть для чего стараться.

— Он считает, что ты стараешься для меня. И еще он думает, что я дура.

— Ты дура, если ему не веришь. По какой бы другой причине я стал это делать, Эсме?

В ответ она снова пожала плечами.

— Бабушка пожелала ночевать в гостинице.

— В «Веселом медведе»?

— Да. Она привезла не столько еды, чтобы на всех хватило. Меня послали пригласить тебя на ужин. Братьев она тоже пригласила.

Вариан проглотил гордость, комом застрявшую в горле. — Ты будешь ночевать там? Молчание. Он ждал.

Эсме, не ответив, повернулась к двери.

— Эсме, прошу тебя.

— Прошу что? — Ее голос был напряженным, как и фигура.

— Я соскучился, дорогая.

Она повернулась к нему; глаза смотрели настороженно.

— Я… я бы хотел, чтобы ты осталась.

Ее взгляд стрельнул в кровать, потом вернулся к нему.

— Ты сказал, что я должна уехать в Лондон.

— Но это не значит, что я тебя не хочу! Черт побери, Эсме… — Вариан быстро взял себя в руки. — Извини. Я обещал себе… но это бесполезно. Я пытался объяснить, но я сам не понимаю. Почему это так трудно, любимая? Я знаю, что ты хочешь мне помочь… но если мои пэры услышат, как жена помыкает мной, словно рабом, я не посмею смотреть им в глаза. И сам не смогу жить.

Она ничего не сказала, только молча смотрела на него. Вариан беспомощно оглянулся, ища подходящие слова.

— Я буду опозорен, — наконец сказал он. — Сильнее, чем сейчас. Гораздо сильнее. Я знаю, тебе это кажется безумием, но таков мой мир. Спроси любого.

Эсме размышляла обескураживающе долго.

— Спроси любого, — повторил Вариан, — когда приедешь в Лондон. Если хоть один человек в бомонде скажет иначе, можешь велеть бабушке отправить себя ко мне.

Она плотно обхватила себя руками.

— Обещаешь?

— Да. Обещаю.

Некоторое время она хмуро смотрела в пол. Потом сказала:

— Мне не нравится эта страна. Тут люди ничего не смыслят в жизни.

— Похоже на то. Она сдвинула брови.

— Знаешь, у меня есть учитель танцев. И горничная. Она считает, что я не умею одеваться; приходится притворяться, что это так, чтобы ее не обидеть. Быть леди иногда так утомительно, так меня раздражает! Я сказала твоим братьям, что сожалею о своей грубости. У меня отвратительный характер, и тут уж ничем не поможешь. — Она вспыхнула и с бьющимся сердцем ждала ответа.