Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд - И. Петровский

Помимо того, превратились в руины около 1000 памятников архитектуры. Жертвой огня стало примерно 47 млн книг, или две трети всех библиотечных и архивных фондов. К материальным потерям относились и 2395 непригодных более к использованию мостов и заблокированные водные коммуникации. Связь и почтовая служба функционировали в самом ограниченном объеме.

С другой стороны, выявилось, что промышленность в субстанциональном плане и в плане возможности ее восстановления пострадала меньше, чем опасались первоначально. В Рурской области не поддавалось ремонту 30 %, а в остальных промышленных центрах — в среднем от 15 до 20 % машинно-станочного оборудования. В общем же и целом ущерб в строениях и техническом оснащении промышленных предприятий, нанесенный в результате налетов вражеской авиации, наземных боев и разрушений собственными руками, составил от 10 до 15 % сооружений, если брать за точку отсчета 1936 год с его полной трудовой загрузкой. Если же при этом учитывать, что с 1936 по 1945 год производство возросло примерно на 20 %, то выходит, что мощность промышленности Германии на конец войны была — теоретически — на уровне 1936 года.

Разумеется, по отдельным промышленным отраслям тут имелись немалые различия. И то, что выпуск продукции промышленностью 1946 года едва ли превысил четвертую часть промышленного производства в 1936 году, объясняется не одним только разрушением производственных сооружений и оборудования и обусловленным войной сокращением числа квалифицированных рабочих. Скорее тут следует обратить внимание на то, что не было возможности вести торговлю за пределами «своей» оккупационной зоны. Кроме того, поскольку предпринимателям разрешалось за их товары получать выручку только в «худевших» от инфляции рейхсмарках, то у них не было стимула к экспорту. Совершенно конкретно сказывался и дефицит сырья. В частности, не хватало угля для обеспечения экономики и бытовых хозяйств энергией. В июле 1945 года в сутки добывалось 25 000 тонн угля — по сравнению с 384 000 тонн в 1936 году. Правда, со времени войны существовали запасы объемом около 5 000 000 тонн в виде отвалов, но к их вывозке приступили только в 1946 году — по причине недостатка транспорта и ужасающего состояния путей сообщения между оккупационными зонами. Ведь союзники сбросили на транспортную систему Германии — как и на ее гражданское население — в семь раз больше бомб, нежели на ее военно-промышленные предприятия [64].

Демонтаж военно-хозяйственных сооружений, также относящийся к материальным итогам мировой войны, находился, с одной стороны, в непосредственной связи с намерением ликвидировать национал-социализм посредством демилитаризации, а с другой — служил удовлетворению требований победителей по возмещению нанесенного им ущерба. Помимо того, он должен был, насколько возможно, ослабить Германию как потенциального конкурента на мировом рынке.

Практически же демонтаж не ограничивался военной промышленностью. Особенно это проявилось в Восточной зоне. Там утрата общей производственной мощности в результате демонтажа предприятий — сравнительно с объемом 1936 года — составила 55 %, тогда как для Западных зон называется цифра в 8 %. Затем возмещение ущерба шло за счет текущего производства. По поводу суммы репараций в Потсдаме говорили о 20 млрд долларов. Половина этой суммы причиталась Кремлю. Вообще возмещение ущерба в материальных ценностях и с учетом захвата германского имущества за рубежом должно было идти за счет соответствующей оккупационной зоны. Кроме того, СССР получал 15 % пригодного для эксплуатации — и сочтенного ненужным для мирной экономики Германии — промышленного оборудования в Западных зонах, что Москва должна была оплатить продовольствием и сырьем. Безо всякой компенсации западные державы уступили Кремлю в счет репараций 10 % подлежавших демонтажу промышленных сооружений в их зонах. В целом Восточная Германия выплатила Советскому Союзу — по уровню цен 1938 года — репарации в размере 66,4 млрд рейхсмарок. Напротив, Западная Германия принесла западным державам-победительницам от 20 до 25 млрд рейхсмарок, включая сюда демонтажи, имущество за рубежом, патенты, товарные знаки и названия фирм [65].

Та последняя военная конференция в верхах в Потсдаме обозначила собой фактически «начало растущей дилеммы» [66]; и в те же дни с 17 июля по 2 августа 1945 года явственно сузился базис для проведения такой германской или мировой политики, которая устраивала бы обе стороны. И все же казалось, что неуклонной осталась воля покарать немецких военных преступников и позаботиться о том, «чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всем мире». Немцы должны были быть перевоспитаны в духе демократии и мира и понимания того, что они сами повинны в том плачевном состоянии, в котором они оказались [67]. На повестке дня стояли денацификация, демилитаризация, демократизация и компенсация.

С расстояния в 50 лет можно сказать, что демократизация столь же удалась, как и демилитаризация, а что касается компенсации, то ФРГ выплатила — помимо уже упоминавшихся репараций — тем странам, о которых шла речь, около 30 млрд немецких марок. И только вот денацификация сорвалась почти полностью. Ибо судебные процессы по причине огульного подхода приводили не к «самоочищению и апелляции к совести», а к самообману. То есть большинство обвиняемых в конечном счете верили, что они действительно не имели с национал-социализмом ничего либо совсем мало общего. Ведь 90 % лиц, представших перед судом на миллионах процессов по денацификации, были признаны «попутчиками» или же «имевшими смягчающие обстоятельства». И тем не менее национал-социализм был в контексте денацификации устранен внутриполитически, что положительно сказалось на процессе нового формирования демократических партий. К этому добавляется еще и тот момент, что если размежевание с прошлым и не оказалось в достаточной степени радикальным, то, во всяком случае, произошло явное ослабление, а частью даже разрушение реакционных и милитаристских традиций, т. е. имели место процессы, результаты которых хоть уже и не представляются в 1994 г. полностью безупречными, но которые после 1945 года — в союзе со специфической западногерманской системой экономики — способствовали и способствуют росту гражданственности и общественному прорыву [68].

Что же касается кары за военные преступления, то на процессе главных военных преступников в Нюрнберге (20 ноября 1945 года — 1 октября 1946 года) и на двенадцати последующих процессах рассматривались, помимо них, также преступления против мира и преступления против человечности. Названные процессы пролили одновременно свет на историю Третьего рейха, с которой мог затем, благодаря оперативной публикации большей части судебных материалов, познакомиться всякий, кого она интересовала. Из 221 обвиняемого 48 были приговорены к смерти (один заочно), 26 — к пожизненному лишению свободы и 106 — к различным срокам заключения. В 41 случае был вынесен оправдательный приговор. Очень точно эти процессы были названы «самой унизительной ситуацией», которую «немецкий народ пережил за всю свою долгую историю, поскольку на его собственной земле судами победителей была документально доказана криминальная сущность режима, который двенадцать лет действовал от имени немцев» [69]. И на первом месте в ряду этих преступных бесчинств стояло уничтожение самими немцами или при их содействии почти 5 100 000 евреев [70].