Контрразведка. Охота за кротами - Анатолий Терещенко

За журнальным столиком стояли два небольших кресла, обшитых кожей зеленого цвета. На стене висела репродукция картины Ж.-Б. Лепренса. В темном углу стояли огромные напольные часы. Длиннющий маятник, раскачиваясь, издавал звуки, напоминающие удары метронома, которые передавались по радио в Союзе в память о павших на полях сражений в День Победы.

«Как же они должны бить, если так звонко ходят?» — подумал Николай и живо обернулся в сторону входящей Сюзанны с подносом, заставленным всякими яствами. Вторым выходом она принесла бутылку красного вина и два фужера, играющих точеными гранями дорогого хрусталя.

— Извини, пожалуйста, за задержку. А теперь можно и присесть. Может, тебе виски?

— Да нет, не стоит мешать этот шотландский самогон с таким благородным красным напитком.

— Твоя воля. Тогда давай выпьем за надежду. Ни один врач не знает такого лекарства для усталого тела и измученной души, как надежда, — украсила тост словами Стефана Цвейга счастливая Сюзанна и внимательно посмотрела на гостя.

— За такой оптимизм грех не выпить. Полностью присоединяюсь к тосту. Только разреши я добавлю: надежда сопровождает нас всю жизнь и не покидает даже на смертном одре, — поддержал Николай.

— Ты слишком приземлил это чувство. Надеяться — это верить, а вера всегда двигала человечество вперед. Так давай выпьем за локомотив прогресса…

Бутылка скоро стала пуста. Опорожнили и вторую. Потом попробовали виски. Они весело щебетали, обнимаясь, сидя в креслах, поставленных рядышком. Ее льняные волосы, накрученные крупными локонами, источали тонкий запах французских духов «Клима», точно таких, какими пользовалась Лариса. От этого на душе сделалось не по себе, но хмель и близость разгоряченного женского тела вытеснили всякие сомнения и угрызения совести.

Сюзанна то бросалась в объятия Николая, то, подобрав свои длинные ноги, садилась в кресло и умиленно смотрела на своего гостя. Ее круглые, крупные колени, выставленные вперед, слепили разум и возбуждали страсть.

— Ник, я твоя. пойдем, — стонала женщина, повиснув на кавалере. — Подожди.

Она последовала в ванную комнату и через несколько минут вышла в легком полупрозрачном халатике.

— Можешь охладиться и ты. Свежий халат и полотенце висят на крючке. Давай, милый, мы же без комплексов.

Розовая спальня, розовое постельное белье на широкой венской кровати, красные обои, торопливые шаги к ней, уже лежащей и протягивающей руки.

* * *

Поздно вечером он добрался домой. Успокоенность и одухотворенность — с одной стороны, брезгливость и нарастающее осуждение собственного проступка — с другой, слились в ощущаемый ком где-то за грудиной. Он то пропадал, то снова поднимался и подступал к горлу.

Он лежал на диване и смотрел в потолок темной комнаты. По ее стенам изредка пробегали блики от фар проезжающих автомашин. Если на период близости с Сюзи в нем на время умолк разведчик, то сейчас он говорил языком трезвых доводов и требовал ответа на вопрос: что это — случайность или подстава?

«Неужели это то, что когда-то сделали для иностранных дипломатов Гиммлер с Гейдрихом — «Салон Китти», — подставляя им женщин из высших кругов германского общества и слушая через прослушки всякую пьяную откровенность высокопоставленных гостей. Правда, в данном случае социальный уровень дамы пониже, но красотой она могла дать фору тем жрицам любви…

Вообще-то похоже, но играть буду до конца. Надо выяснить поподробнее в отношении супруга», — решил Николай.

Зайдя как-то в магазин через неделю после той бурной вечеринки, он увидел Сюзи и поразился: она была еще краше. Договорились встретиться у нее в пятницу.

— Я буду ждать, милый. Ты дорогу знаешь, — улыбнулась красавица и как-то особенно, с грустинкой посмотрела на Николая.

Ровно в 18.00 в пятницу Ветров нажал кнопку звонка квартиры американки. Дверь моментально открылась, и в проеме показался расплывшийся в улыбке худощавый мужчина.

— Вы к Сюзанне?

— Да.

— Проходите. Я брат ее. родной брат. Приехал по ее просьбе. Она заболела. Часа два, как отвезли в больницу. Она просила вас дождаться и предупредить, — на ломаном русском языке проговорил незнакомец.

Только сейчас Николай осязаемо, вспененным от неожиданности рассудком понял, что он стоит на пороге ЧП, что надвигается провокация, а он, глупец, становится ее жертвой. Он уловил замысел режиссеров и решил свою роль в этом спектакле доиграть достойно и до победного конца. Как профессионал, он понимал, что трусость в создавшемся положении ему не советчица, а поэтому приготовился принять удар спецслужбы и по-спортивному ответить на него своеобразным волейбольным блоком, который он умел ставить и держать.

«Братец» предложил кресло, в котором еще недавно сидел Николай, целуясь с Сюзи.

— Завать миня Борисом, — представился мужчина, коверкая русские слова.

— Надеюсь, мне вам представляться не надо. «Сестричка» вам рассказала обо мне, — съязвил россиянин.

— Да, она вся во власти воспоминаний, — явно слукавил тот, кто назвался Борисом.

В дверь коротко позвонили. Вошел низенького росточка, головастый, рано начавший лысеть красномордый неизвестный. Создавалось такое впечатление, что ягодицы его из-за коротких ног доходили до уровня колен. Вспотевшее лицо незнакомца выдавало волнение или вчерашний перепой. Волосы от пота сбоку головы слиплись рыжей куделью.

— Майкл Зенчук… Посольство Соединенных Штатов Америки в Белграде, — явно наигранно и смело отрекомендовался он, почти не глядя ни на того, кто представился «братом» Сюзанны, ни на Николая. Его взор, устремленный в простенок, поначалу зародил у Ветрова мысль, что этот урод в телосложении еще и косой.

— Николай Ветров, посольство Советского Союза, — с достоинством ответил майор.

— Будем знакомы. будем знакомиться поближе, — заволновался Борис, подобострастно глядя на Зенчука, очевидно, своего шефа. «Брат» как-то извинительно посмотрел на советского гостя.

* * *

По правде, американцы не ожидали встретить такого спокойствия со стороны россиянина, попавшегося на «медовой ловушке». Смелый его ответ серьезно встревожил Майкла, считавшего, что Ветров долго не будет сопротивляться, сдастся, как когда-то это сделали Филатов и ему подобные.

Зенчук трясущими руками полез в карман кожаной папки и бросил Ветрову конверт, из которого выпали цветные фотографии, веером разлетевшиеся по лаковой поверхности стола.

Николай внешне спокойно стал рассматривать снимки, на которых он сгорал в пламени страстей. Как вспышка молнии, мозг озарила когда-то выуженная и твердо запомнившаяся мысль: человек находит для оправдания своих действий любую причину, кроме одной; для своих преступлений — любое оправдание, кроме одного; для своей безопасности — любой повод, кроме одного; а этим одним является трусость.