Духи Великой Реки - Грегори Киз

Раздался стук закрываемой двери, потом шаги приблизились к каюте Гана. Человек остановился и слегка подергал запертую дверь.

К этому моменту Ган сидел на постели и с преувеличенным вниманием смотрел на потолок. Если убийца заглянет в замочную скважину, незачем ему видеть, что внимание Гана привлечено к двери. Пусть лучше думает, будто старик испуганно прячется и ждет, когда битва закончится.

Впрочем, конечно, именно так оно и есть.

Шаги удалились. Ган услышал, как открылась дверь, ведущая на главную палубу. К этому времени шум сражения почти утих. Были слышны воинские команды, но отчаянные крики и стоны прекратились.

Руки Гана тряслись, когда через несколько минут он набрался храбрости выглянуть из каюты. Поблизости никого не было видно, но он слышал, как несколько солдат разговаривают на задней палубе. Должно быть, они пробрались туда вдоль борта или по крышам кают: Ган слышал топот наверху с самого начала боя.

В тот момент, когда Ган вышел во дворик, дверь на главную палубу распахнулась, и на какой-то ужасный момент старик подумал, что это возвращается убийца. Однако, хотя перед ним стоял солдат, это определенно был другой человек.

— С тобой все в порядке? — торопливо спросил гвардеец. — Они сюда не проникли?

— Нет, — ответил Ган. — И кто «они»?

— Варвары, не то дехше, не то менги. Я их не различаю.

— Их прогнали?

— Прогнали или перебили. — Воин хищно улыбнулся. — Добыча оказалась не такая легкая, как они рассчитывали.

Ган рассеянно кивнул. Солдат обошел каюты — все они были пусты. Ган следом за гвардейцем вышел на заднюю палубу.

— Великая Река, что здесь произошло? — пробормотал воин.

Ган насчитал одиннадцать мертвых тел. Три принадлежали солдатам, но остальные — варварам, темнокожим, в грубых одеждах из кожи и войлока. Ган решил, что лакированные деревянные пластины, нашитые на кожаные куртки, должно быть, выполняли роль лат. Лица дикарей оказались сплошь покрыты татуировкой — синими линиями и кругами.

— Я думаю, это дехше, — сказал он солдату. — Я читал, что они в отличие от менгов так разукрашивают свои лица.

— Ну, дехше или менги, они все подохли, — сообщил солдат и перевернул одно из тел. — Этот даже не поранен. — Труп таращил на Гана глаза, в которых все еще отражалось изумление и ужас.

Ган почувствовал, что его вырвет, за секунду до того, как это случилось, и поэтому успел наклониться над бортом; палуба и так была покрыта кровью и вывалившимися внутренностями. Солдат, не желая, должно быть, смущать старика, ушел; не задержались на палубе и еще трое, проверявшие, нет ли где выживших противников. После того как спазмы прекратились, Ган остался стоять на коленях у поручней, боясь снова взглянуть на трупы, чтобы его опять не начало выворачивать. Грудь старика болела, и он стал делать глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Глядя на кипящую воду за кормой, Ган пытался убедить себя, будто кошмар уже позади, хотя, конечно, понимал, что все еще только начинается.

Поднявшись на ноги, чтобы вернуться к себе, Ган увидел, как из воды протянулась рука и слабо ткнулась в борт. Пальцы попытались ухватиться за поручень, соскользнули, рука снова ушла в воду. Ган нахмурился: рядом с ним на палубе лежал причальный канат, захлестнутый вокруг тумбы. Но друг или враг этот утопающий? Впрочем, разве есть у него на этом корабле друзья? Рука мелькнула снова, силы явно оставляли пловца.

Ган взялся за тяжелый канат. Его придавил труп варвара, и старику пришлось оттаскивать еще теплое тело. Ган столкнул канат за борт, он с тихим плеском упал в воду. Ган поднял с палубы чей-то меч, решив, что если человек окажется врагом, он просто перерубит канат. Старый библиотекарь слишком поздно понял, что сделать это тяжелым мечом ему может оказаться нелегко.

Ган впервые в жизни держал в руках меч.

Канат натянулся; из воды показалась голова. Старик разжал руку, сжимавшую клинок, увидев, что это Йэн. На лице молодого человека были написаны недоумение и боль. Он взглянул на Гана затуманенными глазами.

— Ли?.. — Это был вопрос и проклятие одновременно.

— Давай, парень, — подбодрил его Ган. — Мне не хватит сил тебя вытащить, но самую трудную часть работы ты уже сделал. — Старик вспомнил воина с луком и почувствовал уверенность: стрелял тот именно в Йэна. У Гана екнуло сердце: может быть, все напрасно и молодой человек умрет, несмотря на все усилия. Как вообще ему удалось не отстать от корабля?

Йэн сумел подтянуться к поручню, и Ган, ухватив его за рубашку, начал тянуть, с горечью чувствуя, как слабы его руки. Какой прок от его помощи… Но все же Йэн сумел навалиться животом на край палубы, пролез под перилами и упрямо пополз по доскам. Гану теперь была видна рана, оставленная стрелой, хотя сама стрела выпала. Из раны текла кровь — или какая-то похожая на нее темная жидкость. Ган оглянулся, но поблизости никого не было.

— Давай… Идти сможешь? Нужно добраться до моей каюты. — Ведь убийца был на корабле, и если он узнает, что плохо справился с делом, может явиться, чтобы докончить начатое.

Йэн сумел подняться на колени, потом, опираясь на плечо Гана, встал на ноги, хотя старик еле удержал его. Тяжело отдуваясь, Ган довел молодого человека до двери своей каюты и там попытался осторожно опустить на пол. В результате упали они оба, и Ган больно ударился бедром о твердые доски. Боль была такая ужасная, что на секунду старик подумал, будто сломал кость.

Снаружи донеслись шаги нескольких человек. Ган со стоном отпихнул Йэна, дополз на четвереньках до двери и захлопнул ее прежде, чем кто-нибудь смог заглянуть внутрь. Привалившись спиной к створке, он ждал неизбежного стука. Что скажет он солдатам? От боли из глаз старика текли слезы, думать как следует он не мог. Потом боль сменилась онемением. Никто не попытался войти в каюту.

Йэн закашлялся. На губах у него выступила кровь; Ган знал, что это плохой признак, и удивился, когда молодой человек, шатаясь, поднялся на ноги, подошел к двери и запер ее. Теперь, когда он взглянул на Гана, он явно узнал его. Одновременно по лицу Йэна скользнуло какое-то странное выражение.

— Нет, — пробормотал он, словно разговаривая сам с собой, — не буду.

Ган впервые задал себе вопрос: а почему, собственно, он спас Йэна, несмотря на постоянное недоверие к молодому человеку? Но ведь Йэн единственный, кого он хоть немного знает на корабле. И Хизи он нравился, что тоже играло свою роль.

Йэн нагнулся, поднял старика с пола легко, словно перышко, и как ребенка уложил на постель. Ган попытался возражать, но боль и изнеможение лишили его голоса. Постель была такая мягкая, такая божественно мягкая…

— Спасибо, — наконец выдохнул он.

— Нет, это я тебя должен благодарить, — ответил Йэн. — Можно мне… можно мне побыть какое-то время в твоей каюте?

— Думаю, не только можно, но и нужно, — ответил Ган. — Кто-то из гвардейцев пытался убить тебя.